Читать книгу "Деградация и деграданты. История социальной деградации и механизмы ее преодоления - Борис Шапталов"

Гибель от внешних врагов — явление понятное. А почему возникал и как протекал процесс деградации?

Развитие происходит по определенным закономерностям, являясь следствием избытка этнической энергии, выраженной в территориальном и культурном экспансионизме. Деградация также имеет свои закономерности, преломляясь в специфических исторических и социальных обстоятельствах. Не претендуя на полноту и безукоризненную точность (эта проблема требует своего углубленного исследования), можно выделить наглядные модели цивилизационной и государственной деградации.

2.2.1. «Римская модель»

Есть теория, что римлян погубила роскошь и праздность. Если она верна, то эта закономерность будет правомерна и для нашего времени и нам грозят те же беды, что поразили античную цивилизацию. Однако, если мы начнем предостерегать современное общество против роскоши, праздности и паразитизма, то эти обвинения можно легко оспорить. Роскошь сопутствовала всем цивилизациям, но почему-то немало народов дожили с древности до наших дней. Обвинение в праздности тоже не проходит, — подавляющая часть людей работает. Сытость? Да, ежедневно в городах евро-атлантической цивилизации на свалку выбрасываются тысячи тонн продуктовых остатков, но римляне сошли с исторической сцены не из-за недоеденных кусков. Поэтому нередко теория праздности носит больше этико-публицистический (мол, в Африке дети голодают, а люди Севера бесятся от сытости и т. д.), чем научный характер и отвергается сторонниками «потребительского общества», как поверхностная. Однако они не правы.

Римский, а равно древнегреческий народы, погубила сытость, но сытость не физиологическая, а социальная. Именно социальная сытость ведет к социальной лености, и, как следствие, к падению этноэнергетики до уровня ниже поддержания существования народа.

Негативное влияние роскоши, праздности, а в итоге, социальной «сытости» на моральное состояние народа и его верхов в Риме было замечено сразу же, и с этими явлениями боролся цензор Катон, их клеймил поэт Ювенал, по их поводу сокрушался историк Тацит. С тех пор немало интеллектуалов отмечали опасность социальной лености для государства. В сущности, все они вели речь о понижении уровня этноэнергетики, не употребляя самого термина.

Проблема разрушения этноэнергетики начинается с негласного доминирования формулы: «Можем, но не хотим». Это первый этап упадка. Силы еще есть, материальных средств достаточно, однако хочется другого — «красивой жизни», покоя, то, что называется «почиванием на лаврах». (Тренерам хорошо известно такое состояние у спортсменов после обретение командой чемпионского титула.)

Однако психологическую усталость преодолеть сложно, но еще можно. Когда же общество вступает в этап «нет ни сил, ни желания», данное государство, а порой и этнос, обречены. А именно к этапу «можем, но не хотим» приближается западное общество (а российское вступило в него в 1990-е гг.). Поэтому так остры проблемы иммиграции, что, не взирая на безработицу, тяжело заполнить вакансии на «непрестижных» работах. Все меньше желающих служить в армии, и растет готовность передоверить «рекрутчину» иностранцам. К счастью, в западном и российском социумах пока сохраняется желание работать в науке, тяга к изобретательству и культурному творчеству. А ведь опыт древних Греции и Рима показывают — со временем угасает и этот интерес, после чего общество полностью попадает под власть процесса деградации.

Несмотря на справедливую критику «сытого общества», борьба с роскошью и гедонизмом, хотя и необходима, но не имеет особых шансов на успех. К прекраснодушным призывам жить экономнее мало кто прислушается из тех, у кого есть на это средства, а налог на роскошь поможет лишь госбюджету, но не искоренит саму роскошь. Причем парадоксально, но, как показывает опыт Рима, деньги от налога на роскошь могут идти на финансирование паразитарных же социальных программ для неимущих, а точнее, не желающих работать. Это означает, что процесс упадка будет продолжаться до какого-то логического конца — либо до свержения загнившей элиты, либо до разрушения государства и кардинального обновления структур общества, либо — худший вариант — до распада самого этноса и замещения его другими народами.

Свержение декадентского правящего класса может произойти через революцию, захват государства агрессорами или через вытеснение праздного класса социально активными силами (так буржуазия постепенно выдавила аристократию и дворянство). Но если деградирующий правящий класс сохраняет власть и свое деградирующее государство, то процесс распада уходит на «нижние этажи» общества, и начинается деградация народа. Путь от величия этноса до его упадка и поглощения пришельцами проделали античные греки, македоняне, римляне и византийцы.

Источником разложения правящего класса и примыкающих к нему групп населения является гедонизм, то есть подчинение личности и общества не только удовольствиям, возведенных в культ и ставших составной частью образа жизни, но и особый образ жизни и мышления, которое можно охарактеризовать как «паразитарный».

Гедонизм — следствие потребительского изобилия. Изобилие как препятствие прогрессу, как фактор глушения духа предприимчивости, намного более разрушительно, чем дефицит. М. Жванецкий устами

А. Райкина был совершенно прав, выведя формулу: «Пусть будет изобилие, но пусть чего-нибудь не хватает!»

Альтернативой гедонизму является постоянное наличие мобилизующих целей. Поэтому перманентный прогресс для высокоразвитого социума является не пожеланием, а жизненной необходимостью.

В «сытом» обществе резко возрастает роль и значимость антипассионарных элементов, вплоть до появления в правящей элите деградантов, которые стремятся утвердить отрицательный кадровый отбор — привести к доминированию таких управленцев, которые не ставили бы серьезных целей, а довольствовались обеспечением «комфортного» существования. Получив право на самореализацию в масштабах всего общества, антипассионарии начинают паразитарную эксплуатацию имеющегося, не имея сил создавать по-настоящему новое. И этот курс проистекает не из злого умысла. Просто попытки созидания приводят к болезненным неудачам, после чего спешно формируется идеология застоя, в основе которой лежит «философский» принцип: «в целом и так хорошо».

Такая паразитарная эксплуатация растянута во времени, что дает позитивным силам в обществе шанс попробовать исправить ситуацию, перехватив власть у деградантов. Но возвращение к власти активных элементов вовсе не означает, что им обязательно удастся повернуть тенденцию вспять, хотя бы потому, что опасность деградации часто понимается на интуитивном уровне, без ясного осмысления процессов деградации социальных механизмов и способов регенерации социальных тканей. Таким образом, получается, что «врачи» не могут поставить ни верного диагноза, ни предложить правильной методики лечения, а действуют по наитию, реагируя на очевидные симптомы кризиса.

Итак, при каких условиях правящая элита становится врагом своего государства?

Впервые такое поведение подробно задокументировано в древнем Риме в лице Тиберия, Калигулы, Нерона, Коммода и других императоров- безумцев. Вне явной логики они убивали, издевались над принятыми нормами приличия вплоть до откровенных насмешек над институтами государства (Калигула, например, сделал сенатором своего коня). Издеваясь над обществом, правители подтачивали основы жизнедеятельности своего же государства, своей власти. Они провоцировали народ и порой добивались своего — их убивали. Но зачем они это делали? Казалось, если у правителя смыслом жизни является есть-пить-развлекаться, то делай это в своем дворце. Но почему-то императоры стремились вынести свои пороки на божий свет, сделать их, как говорится, достоянием общественности. Чтобы показать, что им все дозволено? Чтобы сделаться примером для остальных, дабы другие могли со спокойным сердцем предаться излишествам и не осуждали императора? В качестве аналогии можно привести поп-звезд, с удовольствием распространяющих в СМИ информацию о своей разгульной жизни и пороках. Это считается выгодным («о чем бы ни говорили, лишь бы не забывали»). Возможно, императоры считали, что их жизнь в духе «ничто человеческое мне не чуждо» увеличивает популярность у римского плебса. Как бы то ни было, это разлагало народ и систему управления.