Читать книгу "Наши друзья Человеки - Бернард Вербер"

Рауль, удивленный восторженностью своей подруги, меняет тон:

– Ваш чудесный юноша Род людской серьезно навредил планете, которая его кормила. Ему не была свойственна благодарность. А о его трудном детстве стоит поговорить. Род людской был по меньшей мере преступником. Сколько рек безвозвратно уничтожено его рукой? Сколько мест обитания диких животных осквернено? Сколько морских пляжей обезображено? Сколько лесов истреблено?

– Он уже начал исправляться. Деревья стал опять сажать.

– Род людской был единственным видом животных, применявшим пытки. Только он получал удовольствие от страданий своих собратьев. Другие звери убивают, чтобы защититься или насытиться.

– Неправда. Я видела, как мой кот почти час мучил ящерицу. Он оторвал ей хвост, потом не торопясь одну за другой лапки, он вонзал в нее когти, а ящерица корчилась от боли. Есть это несчастное, исстрадавшееся существо он не стал, гордо положил труп мученицы мне на кровать.

– Это лишь подтверждает все сказанное мной. Ваш юноша Род людской не только опасен, но и заразен. Он развращает живущие рядом с ним другие виды животных.

Саманта не может скрыть своих чувств. Она вдруг принимает гордый вид:

– Бог, зная людские слабости, снабдил их одним качеством.

– И каким же, скажите на милость, госпожа адвокат?

– Совестью, господин прокурор. Совестью, которая порождает в человеке три достоинства.

– Лицемерие, жестокость, злонамеренность?

– Нет. Любовь. Юмор. Творчество.

– ...Чепуха. Все это ничего не дает. Саманта повышает голос:

– Человек – единственное существо, способное на Любовь с большой буквы. Остальные животные занимаются ею только для воспроизведения рода, чувств они не испытывают.

– Да, но во имя этой Любви с большой буквы люди совершают худшие из преступлений. Например, во имя любви к родине они развязывали самые кровопролитные войны.

– Иисус был человеком. И сказал: «Любите друг друга».

– И Иисуса распяли. А потом во имя Его создали инквизицию.

– Человек – единственное животное, способное на страсть!

– Человек – единственное животное, чьи страсти ведут к безрассудству.

– Человек... (Саманта ищет аргументы)... – единственное существо, способное на юмор.

– Человек – единственное животное, которому понадобилось изобретать юмор, чтобы смириться со своим отчаянным положением.

– Человек – единственное животное, которое создает красоту. У вас была когда-нибудь возможность оценить качество тончайшего китайского шелка?

– Беспомощное подражание невесомым нитям паука!

– А античные скульптуры в музеях?

– Грубая поделка в сравнении с кружевом розового бутона!

– Легкий прыжок балерины?

– Как неуклюж он в сравнении с полетом стрекозы.

– Звуки сопрано?

– Какофония в сравнении с пением соловья.

Саманта сосредоточенно думает.

– Человек – единственное животное, умеющее играть рок-н-ролл, – говорит она убежденно.

– А сверчок? Его надкрылья перещеголяют любую электрогитару.

– Только человек знает искусство живописи!

– А улитка?

– Но это не живопись! Просто мазня.

– Вы говорите так потому, что никогда не смотрели на слизистый след улитки сверху. Узоры гораздо затейливее, чем на многих абстрактных картинах.

– У нас есть наука! У животных, насколько я знаю, науки нет.

– Ну, что ж, будучи ученым, я хочу вам напомнить, что благодаря именно этому преимуществу мы сумели смастерить атомную бомбу, которая и жахнула нам прямо в рожу!

– Мы не животные, мы придумали противозачаточные таблетки!

– И демографический взрыв! Нас сегодня шесть миллиардов. Десять миллиардов через десяток лет. Другие животные умеют регулировать свою рождаемость, а мы явно переборщили. Кролики сами уничтожают свое потомство, когда оно становится слишком многочисленным. А мы создаем трущобы!

Он устало поднимает вверх руки.

– У нас есть машины. – Саманта неистощима.

– И загрязнение окружающей среды.

– Мы придумали безопасные выхлопные трубы!

– Что не мешает образованию желтого облака над каждым мегаполисом. Я уж не говорю об озоновой дыре.

– Так, хватит! Вы меня выводите из себя. Осуждать человечество легко. Но оно и вас породило, напомню вам. Оно вам даровало жизнь. Человечество – это мы. Хорошо, мы злые, мы мучаем, мы отравляем, кончаем жизнь самоубийством, у нас есть безумные тираны и войны. Но давайте поставим вопрос по-другому. Неплохо хотя бы и то, что нам удалось дожить до прошлой недели. Три миллиона лет существования для таких уродов, как мы, – это все-таки уже достижение. (Она приставляет палец к груди Рауля.) И... здесь и сейчас два человека осмелились устроить судебный процесс своему собственному роду. Ни одно животное на это не способно. Рауль пятится.

– Мы ставим вопрос о судебном преследовании проделок рода людского. Вот что прекрасно в людях. Да, сударь, они все время задают себе вопросы. Они все могут подвергнуть сомнению. Они способны даже раскаиваться в своих ошибках.

Рауль отступает еще дальше.

– А мы оба... Мы дрались, оскорбляли друг друга. Но мы друг друга не убили. Мы задумались, мы признали свои заблуждения, мы эволюционировали. Таково поведение человека. И вот почему мой подзащитный достоин оправдания.

Рауль колеблется, потом жестом показывает, что Саманта его убедила. У него не осталось аргументов.

Торжествующая Саманта снова занимает место свидетеля, Рауль – место присяжных.

– Господин судья, мы приняли наше решение, повинуясь голосу совести. В совершении предумышленного убийства человечество... не виновно. В совершении непредумышленного убийства – также не виновно.

Рауль встает на место прокурора, Саманта делает вид, что собирает свои адвокатские бумаги.

– Снимаю шляпу, дорогая коллега. Вы блистательно провели процесс.

– Благодарю вас, господин... э-э... нет, дорогой коллега.

Рауль пожимает Саманте руку.

Выражение глаз Саманты меняется, ее поведение тоже. Она пристально смотрит на Рауля протрезвевшим взглядом.

– Вы меня... Да ты меня обвел вокруг пальца, а, Рауль?

– Что?

– Да ты меня чуть не одурачил!

– Что такое?

– С самого начала ты хотел меня трахнуть! Этот процесс – просто уловка, это чтобы я подумала, будто сама хочу этого. Потому что, если я верно понимаю, оправдание человечества означает мой окончательный приговор.