Читать книгу "Тихая музыка за стеной - Виктория Токарева"

«И за молчание», – понял Гриша.

Гриша глубоко, понимающе кивнул головой.

Перечень с убытками он порвал на две части и выбросил в корзину.

Ариадна жила в московской квартире, но на выходные уезжала на дачу. На свежий воздух.

Кухарка Галя ставила перед ней полный обед: холодную закуску, первое, второе, десерт.

Ариадна сидела над супом, не поднимала ложку со скатерти. Просто сидела, и все. Галя ждала, когда хозяйка начнет есть и даст оценку ее кулинарным способностям. Но в глазах Ариадны набухали слезы, медленно текли по щекам и падали в суп. Одна за другой.

Ариадна отодвигала тарелку и уходила во двор. Обнимала дерево, припадала к нему виском и рыдала в полную силу.

У нее было все: сын, дело, деньги, но она не видела смысла в этой жизни без любви. Жить просто для себя она не умела и не могла.

Отплакав, Ариадна садилась в машину и возвращалась в Москву. Она металась в тоске. Страдала. Еда казалась безвкусной. Люди неинтересные, плоские. Ночи – нескончаемые.

Подруги пытались помочь, выбить клин клином. Метались в поисках жениха для Ариадны. И нашли. Кто ищет, тот всегда найдет.

Жених имел достоинства и недостатки.

Достоинства: генерал в отставке, не старый (до шестидесяти), вдовец, жена умерла семь лет назад, дети выросли. Порядочный. Все семь лет жил бобылем, не с кем поговорить, кроме кобеля по кличке Бим. Не бедный, можно сказать, – обеспеченный. Имеет бизнес в малой авиации (вертолеты). Бизнес прибыльный и устойчивый.

Недостатки: косой глаз, золотой зуб впереди. Когда улыбался, зуб сиял начищенным золотом. Говорит примитивно, словарный запас – минимальный, много слов-паразитов. Например, «блин».

– У меня дача по Киевскому шоссе, – сообщил генерал при первом знакомстве. – Тридцать соток. Свой чеснок, кабачки, картошка. Я покупную картошку не признаю. Нитраты, блин.

Ариадна не поняла, при чем тут блин. Потом сообразила.

Кухарка Галя накрыла стол. (Встреча происходила на даче.) Ада сидела за столом, будто не хозяйка, а гостья. Смущалась. Ей была непривычна и унизительна роль предлагаемого товара. Она еще раз осознала: на какой холод вытолкнул ее Леон, бросив на произвол судьбы.

Генерал, напротив, чувствовал себя уверенно. Ариадна ему нравилась: тихая, скромная.

«Будет огородом заниматься, – мечтал генерал. – Парники поставим, козу купим». Смущали кольца на пальцах. С кольцами неудобно доить козу. Но ведь кольца можно и снять…

Ариадна видела, как уважительно он ест. Хлеб съедает до конца. Крошки сметает в ладошку – и в рот.

Генерал был деревенский мужик, а всякие интеллигентские выверты типа «политика – искусство компромисса» – этого генерал даже не понимал. Какой еще компромисс, блин? Дисциплина прежде всего.

Жена должна быть чистая, сладкая и работящая.

Ариадна генералу нравилась, как диковинный цветок: слабая, благоуханная. От нее пахло ветром и лугом и еще чем-то чуть-чуть горьким. (Французские духи.)

Прежняя жена генерала была горластая, толстозадая, ходила в обтягивающем трикотаже, имела вид как сарделька в шкурке. Пахло от нее земляничным мылом. Все время орала, брала на горло. А эта молчит. О чем-то думает. Ее даже боязно о чем-нибудь спросить, прервать ее внутреннюю тишину.

Генерал понимал, что Ариадна и его прежняя жена – разные звери. Разные собаки. К ним и отношение разное. Одна в доме живет, на диване. Другая – во дворе, в будке.

Генерал уехал. Ариадна открыла в доме все окна. Спасаясь от сквозняков, вышла на крыльцо.

Ветер качал деревья. Она глубоко дышала, выветривала из себя чужого человека.

Генерал – качественный мужик. Но он – другой. И она не захочет себя ломать. Она никогда не скажет ему: «пусик». Да и какой он пусик?

Пришел март.

Под ногами вода, а под водой лед. Гулять невозможно. Больницы Москвы переполнены сломанными конечностями.

Ариадна сидела на кухне и раскладывала пасьянс. В дверь позвонили. Нарисовалась Мирка.

– Я нашла тебе жениха, – сообщила Мирка с порога. – Знаешь кто?

Ада промолчала. Откуда ей знать?

– Зверев! – торжественно объявила Мирка.

– Тот самый? – удивилась Ада.

Валентин Зверев – скульптор с мировым именем, правозащитник, диссидент. Культовая фигура.

Его знает вся страна, и Ада в том числе.

– Тот самый, – подтвердила Мирка.

– А зачем я ему нужна? Он свистнет, к нему двадцатилетние сбегутся.

– И что он будет делать с двадцатилетними? Скульптуры с них лепить?

– А почему бы и нет?

– Слепит, – согласилась Мирка. – А дальше что? Ему нужна верная душа, такая как ты. А тебе нужен интересный человек. Талант – это как театр. Каждый день – праздник.

– Меня ты уговорила. Осталось уговорить князя Потоцкого. – Ада положила очередную карту.

Пасьянс сошелся, как ни странно.

Вечером Мирка звонила Звереву.

Они были знакомы с молодых лет. Вместе мотались по кухням, взбивали коктейль инакомыслия.

Зверев тогда становился известным, восходил, как солнце над горизонтом. Мирка была (и осталась) неравнодушна к знаменитостям, как чеховская попрыгунья. Она считала: только гении имеют право на существование. А все остальные – рабочие муравьи. На одного больше, на одного меньше. Мирка гордилась этой дружбой. Зверев – козырная карта в ее колоде. Ведь если такой человек, как Зверев, дружит с Миркой, значит, и она не пустой звук. В ней есть питательная среда, необходимая гению, иначе с чего бы он тратил на нее время?

Звереву и в самом деле нравились Миркина энергия, ее любопытство к жизни, охота к перемене мест. Как правило, никому ни до кого нет дела (кроме родственных связей). А Мирке до всех есть дело. Она обожает возникнуть в нужную минуту в нужном месте и вытащить из воды на берег, вынести из огня, поймать падающего с высоты. А потом ходить гордой, со звездой героя на груди.

Не делай добра, не получишь зла. Мирка получала зло именно от тех, кого она спасла. Она обижалась, но ненадолго. Труба звала вперед. Кто-то следующий горел, тонул, прыгал с высоты, а Мирка подставляла свои руки и сердце.

Зверев не собирался диссидить (от слова «диссидент»), если бы не бульдозерная выставка, перепалка с Хрущевым, какие-то письма, которые Зверев подписал. И другие письма, которые он, наоборот, не подписал.

Звереву предложили убрать свою подпись в одном месте и поставить в другом. Он уперся. Он не любил, когда на него давили. Грубил в ответ. Нашла коса на камень. Коса – Зверев. Камень – государство.

Зверева попросили подписать еще одно письмо: с осуждением Пастернака. Зверев не поленился, прочитал роман «Доктор Живаго». Поэзия Пастернака ему нравилась больше, чем проза, но это не повод травить человека. Руководство Союза писателей писало несравненно худшие романы, и ничего. Их не ругали и не преследовали. Человек не отвечает за свою бездарность. А Пастернак все-таки – большой талант.