Читать книгу "Русский Галантный век в лицах и сюжетах. Kнига первая - Лев Бердников"

Анна Монс – знаковая фигура не только Немецкой слободы, но и всей европейской культуры, проникшей в Московию. Воспитанная в иной вере и в иной культуре, Анна, по всей вероятности, была равнодушна к России и ее судьбам. Зато она восхищалась Западом, и, конечно, немалая доля симпатий к западному миру была вложена в Петра не только Лефортом, но и Анной Монс.

Как остроумно заметил писатель Даниил Мордовцев, из любви к Анхен “Петр особенно усердно поворачивал старую Русь лицом к Западу и поворачивал так круто, что Россия доселе остается немножко кривошейкою”.

Известен факт, что Петр произвел свое знаменитое брадобритие бояр после ночи, проведенной с Монс. Конечно, царь вынашивал этот план давно, но, кто знает, может быть, смех его возлюбленной над старозаветными бородами был как раз дополнительным стимулом, вооружившим его ножницами. Отмечалось также, что указ Петра от января 1700 года о ношении женщинами немецкого платья был навеян самодержцу нарядами Анны. Конечно, мы далеки от вывода, над которым в свое время иронизировал Федор Достоевский, что Петр, единственно, чтобы понравиться Анне Монс, совершил свою великую реформу. Разумеется, это не так. Тем не менее, роль этой женщины в истории не стоит и умалять.

Ранний брак с постылой Евдокией Лопухиной, на которой Петр женился в 1689 году по настоянию матери, и спустя лишь короткое время (в 1691) сильное “беззаконное”, по понятиям той эпохи, чувство к Анне Монс – все это не могло не отразиться на характере царя. Под влиянием целого комплекса обстоятельств у Петра смолоду развился, как отмечает Александр Томичев, “тот холерический взрывной темперамент, который впоследствии так часто проявлялся всполохами гневной ярости – или, наоборот, безудержного веселья, вакхического разгула страстей”.

Есть серьезные основания полагать, что вакханалии Петра в Немецкой слободе, а также его забавы с Анной Монс поощряла мать Петра Наталья Кирилловна, прозванная в народе “медведихой”. Известно, что она вносила разлад в отношения между сыном и разочаровавшей ее невесткой. Медведиха, желавшая самолично управлять государством, употребляла все усилия к тому, чтобы сын держался подальше от трона. Поэтому она дозволяла юному Петру и воинские потехи, и плавание на пресловутых ботиках, и безудержное пьянство – лишь бы сохранить власть в своих руках.

Как же познакомились Петр и Анна? Большинство историков сходятся на том, что их познакомил бывший любовник Анны, друг и наставник царя Франц Якоб Лефорт в 1691 году (или в 1692). Однако существует легенда, согласно которой Анна будто бы уже в 1689 году приняла большое участие в спасении царя во время бунта стрельцов, когда испуганный и разгневанный Петр в одном исподнем поскакал спасаться в Троицкую лавру. Говорили, что она предупредила монарха о грозящей опасности и даже последовала за ним в лавру. Об этом же пишет Александр Лавинцев (А. Красницкий) в своем историческом романе “Петр и Анна”.

Подобное развитие событий кажется нам маловероятным. Ведь известно, что Петр впервые посетил Немецкую слободу, где он бы мог познакомиться с Монсами, лишь в 1690 году. Что же касается утверждения историка-популяризатора Евгения Оларта о том, что “Анна Монс должна была проявить какие-то недюжинные свойства, чтобы завладеть сердцем царя”, то этими свойствами вполне могли стать не какие-то мифические героические поступки, а ее личностные качества, притягательные для Петра. Михаил Семевский написал: “Ему нужна была такая подруга, которая бы умела не плакаться, не жаловаться, а звонким смехом, нежной лаской, шутливым словом кстати отогнать от него черную думу, смягчить гнев, разогнать досаду; такая, которая бы не только не чуждалась его пирушек, но сама бы их страстно любила, плясала б до упаду сил, ловко и бойко осушала бы бокалы. Статная, видная, ловкая, с крепкими мышцами, высокогрудая, с страстными огненными глазами, находчивая, вечно веселая – словом, женщина не только по характеру, но даже и в физическом состоянии не сходная с царицей Авдотьей – вот что было идеалом для Петра – и его подруга должна была утешить его и пляской, и красивым иноземным нарядом, и любезной ему немецкой или голландской речью… Анна Монс, как ему показалось, подошла к его идеалу”.

Портретов Анны Монс не сохранилось. Потому достоверно неизвестен даже цвет ее глаз. Кто-то называет ее “синеглазая Анхен”, кто-то – “черноокая Монсиха”. Историк Николай Костомаров указывал, что умная, кокетливая немка привязала царя к себе “наружным лоском обращения, которого недоставало русским женщинам”. “Наружный лоск” Анны проявлялся, в частности, в том, что она прекрасно одевалась. Исторические романисты живописали облик Монс яркими красками. Наш современник Валентин Лавров в романе “На дыбе” нарисовал Анну в пышном белом платье, в белых чулках, с тонкой талией, с высоким пучком волос на макушке, слегка нарумяненной, “не то что толстые московские дуры, мер не знавшие”.

Историки единодушны: Анна была замечательно хороша собой. Сходятся они также в том, что она некоторое время вела жизнь куртизанки – во всяком случае, ей приписывают массу любовников, среди которых был и Лефорт. При этом какое-то время Монс была фавориткой обоих друзей – Петра и Лефорта. Это возможно: свободные нравы Немецкой слободы общеизвестны; кроме того, к сближению с молодым и красивым царем Анну толкали и ее интимный друг Лефорт, и собственная мать, стремившаяся извлечь из этой связи наибольшую выгоду, и, наконец, женское самолюбие. В этой связи лишено оснований мнение, что для того, чтобы завоевать ее сердце, царь очень усердно ухаживал за Монс.

Даниил Гранин отметил: “Она привлекала и фигурой, и ножками, душистая, наряжалась по-иностранному, ложилась в кровать с шутками, любовью занималась изобретательно”. Любовная харизма Анны Монс еще ждет своего исследователя. Однако ясно, что именно с Анной будущий царь-реформатор вкусил прелести и тонкости европейской любви.

Мемуаристы и историки говорят, что Петр испытывал к Анне глубокое нежное чувство. Обычно прижимистый, он дарит ей собственный портрет, усыпанный бриллиантами (стоимостью в 1000 рублей), назначает ей пансион в 708 рублей, наконец, строит для нее великолепный двухэтажный палаццо в восемь окон (в народе его называли “царицын дворец”). В нем было все, что полагается, – и мажордом, и слуги в ливреях, два шестерика дорогих коней на конюшне, кареты на все случаи жизни. В спальне Анны, на втором этаже, был устроен специальный лифт ручного привода: звякнул в колоколец один раз – подавали вино и фрукты; звякнул два – пожалуйте, портативный туалет. Роскошно убранная опочивальня этого дворца вызывала неподдельное восхищение жителей слободы.

Вот как описывает выезд Анны Монс Алексей Н. Толстой: “Промчался золоченый, со стеклянными окнами, возок. В нем торчком, как дура неживая, сидела нарумяненная девка, – на взбитых волосах войлочная шапчонка в алмазах, в лентах; руки по локоть засунуты в соболий мешок. Все узнали стерву, кукуйскую царицу Анну Монсову. Прокатила в Гостиные ряды. Там уж купчишки всполошились, выбежали навстречу, потащили в возок шелка, бархаты”.

Однако всего этого Анне казалось мало: пользуясь расположением к ней царя, она за взятки торговала привилегиями, не гнушаясь при этом принимать как крупные, так и мелкие подношения; клянчила у своего венценосного любовника подарки и деньги. По свидетельству панегириста Петра I Генриха фон Гюйсена, “даже в присутственных местах было принято за правило: если мадам или мадемуазель Монсен имели дело и тяжбы собственные или друзей своих, то должно оказывать им всякое содействие. Они этим снисхождением так широко пользовались, что принялись за ходатайства по делам внешней торговли и употребляли для того понятых и стряпчих”. Иногда Анна прибегала к хитрым приемам: невольная виновница гонений на царевича Алексея, она выпрашивает у Петра подарок “для многолетнего здравия царевича”: “Я прошу, мой любезнейший Государь и отец, не откажи в моей просьбе, ради Бога, пожалей меня, твою покорную рабу до самой смерти”. Или в другом месте: “Умилостивись, государь царь Петр Алексеевич!..свой милостивый приказ учини – выписать мне из дворцовых сел волость”.