Читать книгу "Тихий океан… лишь называется тихим - Александр Дёмышев"

В пылу боя она не сразу обратила внимание на лёгкое ранение. Шальной осколок царапнул кисть левой руки. Девушка, не чувствуя боли, пыталась стрелять. Но кровь лила так, что винтовка от затвора до кончика приклада запачкалась, стала липкой. Варя позволила сердобольному солдату с густыми седыми усами перевязать рану. Обмотанной тряпицей кистью невозможно стало пошевелить. Кроваво-грязная тряпица набухла. Тогда тот же усатый дядька перетянул Варину руку тонким ремешком, выдернутым из галифе, лежащего рядом, убитого красноармейца. Лишь поздно вечером, когда стемнело и, наконец, обозначилась небольшая передышка, отправили Варю с другими раненными к медикам в тыл. Как не хотела она уходить с передовой! Как не хотела встретить в тылу майора! Но приказ есть приказ.

***

Переполненный госпиталь приветствовал стонами, криками. Запахи лекарств, крови и гнили шибанули в нос. Варя устроилась в сторонке ждать своей очереди. Пропуская вперёд по-настоящему раненых, думала: «У меня лишь царапина, повезло. Ребята вон как страдают. Подожду, не страшно». Между делом сменили повязку: помазали пахучей мазью рану и перемотали кисть старым стираным бинтом. Измотанная Варя, приткнувшись в коридоре к стене, провалилась в дёргано-дурной сон.

Лишь к полудню дождалась. Зашла в кабинет, давно уже зная – кто в нём. Робко молвила:

– Здравия желаю, товарищ майор.

Он резко оторвал взгляд от тетради с записями.

– Варя! – на мгновение усталые глаза его вспыхнули, он встрепенулся, но тут же взял себя в руки. Подойдя к девушке, Гиль Давидович начал осматривать разбухшую рану. Выглядел он крайне измотанным и совсем безразличным. Девушка взвизгнула от резкой боли, когда майор бесцеремонно ощупывал кисть.

– Что ж, ясно, – буркнул под нос, затем изрёк что-то на латыни и, обращаясь к пожилой медсестре, добавил, – сделайте больной общую анестезию.

– Так нечем, – промычала та.

– Давайте-давайте, вколите девушке из НЗ. Так и быть. И готовьте к ампутации, а я пока следующего осмотрю.

Майор вышел. До Вари не сразу дошло, о чём он.

– Какая там ещё ампутация? – спросила у женщины, усердно трущей спиртом её спину. Та, подняв мутные от недосыпа глаза, бросила:

– Гангрена у тебя, милочка. Нельзя по-другому, иначе заражение дальше пойдёт, помрёшь. Ложись вот сюда, на кушеточку.

– Что-о-о? Из-за этой царапины? С ума вы здесь все посходили!

Медсестра небрежно вколола лекарство и, направляясь к выходу, ответила:

– Доктору виднее. Скажи спасибо за наркоз, дефицит, не каждому полагается.

Варя пыталась подняться, хотела бежать, жаловаться кому-то. Но всё вокруг вдруг поплыло, ноги отказались слушаться. Перед тем как вырубиться, взглянула она на опухшую раненую кисть в последний раз.

Открыла глаза – и… О, чудо! Лицо любимого перед ней. Женька. Её Женька! Она попыталась улыбнуться, подумала: «Надо же, какой кошмар приснился!» Хотела сказать это вслух, но язык, словно налитый свинцом, плохо слушался. Вышло невнятное бормотанье.

Заровнядный, грустно улыбнувшись, поднёс указательный палец к её иссохшим губам.

– Тише, Варюшка, тише, – шептал он в полумраке палаты. – Люди отдыхают, не буди. Да и не нужно тебе напрягаться. Ты отдохни лучше, поспи ещё, вся ночь впереди.

Он поднёс мятую жестяную кружку, и пока Варя пила, до неё дошло: кошмар не приснился, кисть отрезана. Глаза стали влажными. Сознание не до конца освободилось от наркоза, и боль пока дремала. Но Варя понимала: она в госпитале, она калека, она больше не снайпер. Собрав силы, попыталась приподняться и вымолвила с трудом:

– Женечка, а ты откуда?

– Да всё оттуда же, с передовой, – он мягко уложил её поудобнее на подушке, улыбнулся (на сей раз не грустно, а как-то зло). – Ты спроси лучше – куда?

Она не успела открыть рот, как его указательный палец вновь коснулся её губ.

– Тише, тише. Посылают нас на прогулку по вражеским тылам. Далеко, несколько дней проходим. Задание опасное, – лейтенант замолчал, собираясь с мыслями.

Тревога отразилась в Вариных глазах. Заровнядный морщил лоб, решаясь. Наконец зашептал:

– Так вот, Варюшка! Я тебя люблю. Да, тебя ранили. Сейчас война. Ничего. Главное – жива. В общем… Ты, это… Выходи за меня!

Глаза Вари расширились, заморгали. Она не могла вымолвить ни звука. По щекам текли слёзы.

– Ничего-ничего! Вернусь с задания, и сразу разрешение у командования попросим, пусть распишут… Ты как? Согласна?

Варя быстро закивала, словно боясь, что Заровнядный передумает.

– Вот и славно, Варюшка! Ну, мне пора, – лейтенант погладил невесту по волосам, а затем прильнул к её губам. Поцелуй, конечно, не получился. Варины губы онемели; наверное, от наркоза. Да и не до поцелуев ей было в тот момент. Тогда Заровнядный, порывшись во внутреннем кармане гимнастёрки, выудил небольшой свёрточек – в клетчатой льняной ткани было что-то.

– Это тебе. На счастье, Варюшка. Береги его, и будет всё у нас хорошо, – он сунул в её ладошку свёрточек. – До скорого!

Варя проводила любимого взглядом и перевернулась на бок, лицом к белёной стене. Руку со свёрточком она сунула под подушку и тут же крепко уснула. Ей снился завод: грохочущие станки, рабочие в очереди за похлёбкой и коммутатор на телефонке. И руки, её руки – красивые, быстрые, ловкие. Руки, соединяющие заводских абонентов…

Тянулись госпитальные будни. Переполненные палаты, словно резиновые, вмещали всё новых постояльцев. Выписывали из госпиталя очень быстро: чуть подлатают солдата – и айда, по ходу заживёт. Но даже такая ускоренная терапия не спасала госпиталь от переполнения. Хоть размещали теперь раненых и в соседних хатах, но поток окровавленных, перепачканных и перебинтованных бойцов с передовой, разросшийся, словно степной ручей во время половодья, переполнял новые помещения с лихвой.

Рана затягивалась, но Варю почему-то держали в госпитале. Не выписывали, не комиссовали. Гиль Давидович периодически осматривал девушку, бывал при этом мрачен, неразговорчив, лишь глядел ей в глаза внимательно, испытующе. После этих осмотров душа Варина болела сильнее раны. И хотелось ей скорее увидеть любимого лейтенанта, да тот пропал, как сквозь землю провалился. В такие мгновения, если никто не тревожил, доставала Варя украдкой Женькин подарок. Устроившись поудобнее, разворачивала заветный свёрточек. Вынимала из клетчатой ткани иконку и долго-долго смотрела на Марию с маленьким Иисусом на руках, думая: «Женя, Женечка, женишок мой, где же ты?»

Вскоре пришла весточка, письмо-треугольник, в котором обнаружила Варя долгожданные слова. Женя сообщал, что вернулся с задания живым-здоровым, но по приказу тут же срочно вынужден выехать в штаб фронта, зачем – ещё не ведает. Он писал, что с командирами уже переговорил, закинул удочку насчёт женитьбы. Дадут им разрешение расписаться – и, как только выдастся свободный денёк, станут они мужем и женой.