Читать книгу "Кто готовил Адаму Смиту? Женщины и мировая экономика - Катрин Марсал"

Первый выбор был сделан в пользу Киото. Но министр военных дел его отклонил. Бомбить культурный и исторический центр было слишком из чисто гражданских соображений. И в 08:10 с высоты 600 метров бомбу сбросили на Хиросиму. Бомбу звали «Малыш». Жар в 5000 градусов плавил дома, от ветра рушились мосты, здания разлетались в щепки. Тысячи горящих людей с изорванной в лохмотья кожей с криком бросались в реку Оту и тонули, превращаясь в гору неузнаваемых трупов. Потом пошёл радиоактивный дождь. Выжившие в огне умерли от воды. Последующие месяцы смерть распространялась всё бо́льшими кругами, как трупные пятна на коже.

Через несколько дней бомбу сбросили на Нагасаки.

Вторая мировая закончилась, в мире началась холодная война. Теория игр Джона фон Неймана была всосана духом времени. Или наоборот. В царившем политическом климате они подошли друг другу как перчатка руке. Человек экономический облачился в плащ и затесался среди шпионов в борьбе сил Востока и Запада. Жизнь и смерть планеты определял следующий ход шахматной партии между США и Советским Союзом. Это было до интернета и транснациональной террористической сети, и, чтобы сообщить, что противники хотят уничтожить друг друга, надо было звонить по красному телефону. Будущее закрывается на следующий логический запор. Освободительная клаустрофобия. Все – пленники одной и той же дилеммы; противники, сидящие за шахматной доской и перемещающие пешки под действием тяжелой обязательной рациональности.

Говорят, существует мир, в котором Хиросима неизбежна. Его придумали блистательные умы прошлого века, его выразили математически.

Ранняя теория игр рассчитала способ победить Советский Союз – эту страну надо было единым махом сравнять с землёй при помощи атомного оружия, чтобы Советский Союз не успел единым махом сравнять с землёй Америку. То, что Советский Союз умрёт от комбинации причин – и мирные демонстрации, и параболические антенны, и польский папа, и чудовищная катастрофа на атомной станции, и рок-н-ролл, и чешский драматург, и политики из Лейпцига, отказавшиеся в один прекрасный понедельник стрелять в людей, – об этом модель ничего не говорила.

Мысль, что конфликты и война обладают чисто рациональными преимуществами, живёт и поныне. И хотя места проведения соревнований по межгосударственному армреслингу называются теперь не Берлин, Вена и Варшава, а, скорее, Кабул, Тегеран и Пешавар, специалисты по теории игр по-прежнему настаивают, что вместо изучения особенностей конфликтов мы должны в первую очередь рассматривать те факторы, которые делают войну рациональной независимо от контекста. Они имеют в виду, что мы должны изучать войну так же, как «изучают рак». Не надо лечить конкретных пациентов, не надо углубляться в особенности конкретного заболевания – надо просто наблюдать за тем, как ведут себя раковые клетки.

Война рациональна, иначе бы её не было. Решение, которое позволит рациональным экономическим людям прекратить воевать, элементарно – надо «поднять стоимость» войны. Человек экономический прибегает к насилию, только когда нет более дешёвого решения. Так давайте дадим ему такое.

Хотя с отправной точкой, разумеется, есть проблемы. К примеру, терроризм.

«Я не знаю, что они хотят, и это меня тревожит», – констатировал эксперт по теории игр Роберт Ауманн перед вручением ему Нобелевской премии по экономике за 2005 год.

Джон фон Нейман умер в 1957-м. Помимо Хиросимы, он имел отношение к развитию компьютерных технологий и ещё одному куда менее успешному проекту, предполагавшему покраску полярных льдов в чёрный цвет, чтобы климат Исландии стал таким же, как на Гавайях; его теория игр стала основой современной финансовой системы.

Экономическая наука со всеми её моделями и теориями долгое время была полностью изолирована от того, как аналитики и торговцы действовали на финансовом рынке. В 1950–1960-е это изменилось.

Предприятие продаёт акции для того, чтобы, к примеру, расшириться, открыть ещё один магазин, нанять больше персонала или сделать ремонт. Тот, кто покупает акции, получает возможность торговать ими на бирже, соотнося их с акциями других предприятий. Торговля приносит прибыль или убытки, цена акций растёт или падает – цена, которая в свою очередь влияет на возможности предприятия привлекать новый капитал. На один абстрактный уровень выше сегодня существуют, к примеру, индексные фонды и дериват. Если акции и акционерный рынок – это пари о предприятии, то индексные фонды и рынок деривативов – это пари о пари. Инвестиционные средства не могут просочиться в реальность, они продолжают копировать себя и отражаться сами в себе.

Математические модели могут помочь спрогнозировать риски и упростить работу рынка. Это хорошо и для экономики, и для общества. Но математические модели никогда так строго не приказывали реальности, как после Джона фон Неймана. Это повлекло за собой колоссальные последствия. Финансовая экономика стала грандиозной. С 1980-х почти все сделки совершаются исключительно на основе абстрактной математики. И так же, как физики формулировали законы для материи и энергии, финансовые экономисты пытались сформулировать законы для акций и деривативов.

Проблема в том, что экономика – это не физика. Нельзя сформулировать законы для экономики в точности так же, как для энергии или материи. В физике ты можешь много раз проводить один и тот же эксперимент с одним и тем же результатом. Разжал ладонь – яблоко упало на землю. Не так в экономике. Как однажды сказал американский физик Мюррей Гелл-Манн, «представьте, какой сложной была бы физика, если бы электроны могли думать». Рынок состоит из людей, а они могут думать и, кроме того, даже чувствовать. Рынок – не игра, если его специально не делать игрой.

В свете теории игр экономисты принялись изучать игральные кости и рулетку, чтобы лучше понять рынок. Если мир игра, то финансовый рынок может стать казино. Кажется, логично. «Уолл-стрит как большое казино. Ставки намного выше и интересуют меня намного больше, чем игра в казино», – сказал Эдвард Торп.

Торп тогда был профессором математики и любителем блек-джека, а со временем стал управляющим хедж-фондом. В 1962 году он опубликовал книгу «Победи дилера» о том, как с помощью математики выигрывать в блек-джек. Через пять лет вышла книга «Победи рынок» о том, как применять математику на финансовом рынке. Азартное казино или цена предприятий, Лас-Вегас или Уолл-стрит – всё смешалось.

Начав строить модели по подобию игры в кости или рулетки, экономисты неявно признали, что рынок действует так же. То, как кости подбрасываются в казино, не влияет на то, как они приземлятся. Во внешне невинном допущении, будто финансовый рынок работает как казино, скрыто гораздо более серьёзное допущение, будто у рынка отсутствует память. Каждая инвестиция или каждое пари полностью независимы от предыдущих. Так же, как рулетка может остановиться на красном или чёрном, и акция может вырасти или упасть, независимо от того, что происходило ранее. Рынок забывает и прощает. А утром всё начинается сначала. Эти принципы со временем сформировались в гипотезу эффективного рынка (англ. efficient market hypothesis, EMH). Гипотеза утверждает, что ценообразование на финансовом рынке всегда представляет наилучшую из возможных оценок стоимости чего-либо. Рынок всегда прав. Пузыри возникать не должны, а если и возникнут, рынок сам себя поправит.