Читать книгу "Сад бабочек - Дот Хатчисон"

Она даже не взглянула на меня, пока не началась реклама.

– А, это ты… Вверх по лестнице, третья дверь направо. Пока не ушла, будь хорошей девочкой, подай бутылку виски со стойки.

Я передала ей бутылку – почему бы и нет – и смотрела, как она разливает виски по блюдцам и расставляет их перед кошками и собаками на диване, который иначе как безобразным нельзя было назвать.

– Пейте, мои хорошие, вы это заслужили, быть мертвым не так уж приятно.

Алкогольные пары мгновенно заполнили комнату, смешавшись с запахом затхлой шерсти и сигаретных бычков.

Комната, которую указала бабушка, до того была забита чучелами, что они вывалились в коридор, едва я открыла дверь. Остаток дня и всю ночь я занималась тем, что выгребала чучела из комнаты и искала для них место, чтобы занести свои вещи. Я спала, свернувшись на самом большом из своих чемоданов, потому что простыни были слишком грязные. На следующий день я драила комнату, выбивала из матраса пыль и мышиный помет – и мышиные трупы – и застелила кровать своей простыней, взятой из дома. Когда комната стала более-менее похожа на мою прежнюю, я спустилась на первый этаж.

На бабушке был новый костюм, в этот раз ярко-фиолетовый. Только это и указывало на то, что она вообще двигалась с места.

Я дождалась рекламы и прокашлялась.

– Я убралась в комнате, – сообщила я. – Если там окажется хоть одно чучело, я спалю дом.

Она рассмеялась и шлепнула меня.

– Хорошая девочка. Мне нравится твоя решимость.

Так я перебралась к бабушке.

Обстановка переменилась, но жизнь протекала по-прежнему. Раз в неделю один дерганый парень доставлял бабушке продукты. Она давала ему чаевых почти на сумму заказа, поскольку это была единственная причина, почему он приезжал в наш район. Можно было просто позвонить в магазин и включить в заказ что-то еще. В школе, куда меня определили, я практически ничему не научилась. Учителя даже не отмечали отсутствующих, потому что не хотели, чтобы те остались еще и на второй год за прогулы. Не сомневаюсь, что там работали и хорошие учителя, но таких было слишком мало, и мне они не попадались. Остальным не было до нас никакого дела – лишь бы платили зарплату.

Ученики всецело поддерживали такое положение вещей. Наркотики продавали прямо в классах, даже в младшей школе – по указанию взрослых братьев или сестер. Когда я перешла в среднюю школу, там всюду стояли металлодетекторы. Но никто и пальцем не шевелил, если они срабатывали, а происходило такое регулярно. На пропуски никто не обращал внимания, и даже если тебя не было несколько дней подряд, никто не звонил тебе домой.

Как-то раз я из любопытства просидела дома целую неделю. Мне даже штрафного задания не дали, когда я объявилась. Я вернулась только потому, что стало скучно. Это было печально. Я ни к кому не лезла, и меня никто не трогал. С наступлением темноты я не высовывалась из дома и каждую ночь засыпала под звуки выстрелов и сирен. А когда приходил газонокосильщик, дважды в месяц, я пряталась под кровать на тот случай, если он войдет в дом.

Ему было под тридцать, может, чуть больше. Джинсы на нем всегда были слишком тесные и узкие. Так он пытался обратить внимание на свое достоинство – но даже в том возрасте я не видела в нем ничего выдающегося. Он называл меня своей милой девочкой. Если мы пересекались, когда я возвращалась из школы, он трогал меня и просил передернуть ему. Однажды я пнула его, точно по яйцам. Он матерился и гнался за мной до самого дома, но в прихожей налетел на оленя, и бабушка наподдала ему за то, что он отвлек ее от сериала.

После этого я всегда ждала у заправки в паре кварталов, пока он не проезжал на своем грузовике.

* * *

– И родители ни разу не поинтересовались, как у вас дела? – Виктор понимает, что вопрос довольно глупый, но сказанного не изменишь. Он кивает, едва у нее кривятся губы.

– Родители ни разу не приехали проведать меня, ни разу не позвонили, не отправили открытки или подарка. Мама присылала чеки первые три месяца, папа – первые пять, но потом это прекратилось. Я ничего о них и не слышала с тех пор, как поселилась у бабушки. Честно говоря, я даже не знаю, живы ли они еще.

Агенты мотались целый день. Виктор ничего не ел со вчерашнего вечера, кроме этого куска торта. Он чувствует, как бунтует желудок. Она, должно быть, голодна не меньше. Прошло почти двадцать четыре часа с тех пор, как сотрудники ФБР прибыли в Сад. А на ногах они еще дольше.

– Инара, я не против, чтобы вы рассказывали всё в удобном для вас порядке. Но хочу услышать от вас прямой ответ на один вопрос: не следует ли нам пригласить представителя из службы опеки?

– Нет, – она отвечает моментально. – И это правда.

– Насколько эта правда далека от лжи?

В этот раз она действительно улыбается. Криво и насмешливо, но даже так лицо ее становится мягче.

– Вчера мне исполнилось восемнадцать. С днем рожденья меня.

– То есть, когда вы приехали в Нью-Йорк, вам было четырнадцать? – спрашивает Эддисон.

– Ага.

– И на кой черт?

– Бабушка умерла, – Инара пожимает плечами и тянется за бутылкой. – Я пришла из школы, а она сидит мертвая в своем кресле, и пальцы обожжены истлевшей сигаретой. Я даже удивилась, как все не загорелось от алкогольных паров. Должно быть, у нее случился сердечный приступ или вроде того.

– Вы сообщили об этом?

– Нет. Газонокосильщик или парень с доставки обнаружили бы ее, а мне не хотелось, чтобы кто-то решал, как быть со мной. Возможно, разыскали бы кого-то из моих родителей, и мне пришлось бы ехать с ними. Или просто пристроили бы меня в системе опеки. А может, разыскали бы какого-нибудь дядю или тетю с папиной стороны и отправили бы меня к очередным родственникам, которым я не нужна… Ничего такого мне не хотелось.

– И как же вы поступили?

– Собрала вещи в чемодан и мешок и вычистила бабушкину заначку.

Виктор не уверен, обрадует ли его ответ, но вынужден спросить:

– Заначку?

– Наличность. Бабушка не доверяла банкам и всякий раз, когда получала чек, обналичивала его и прятала половину в заднице у чучела немецкой овчарки. Хвост был на шарнире, так что можно было залезть под него и достать деньги.

Она делает глоток, потом собирает губы в кучку и прижимает к горлышку так, чтобы вода касалась трещин.

– Там было почти десять тысяч, – продолжает она, отодвинув бутылку. – Я спрятала их в мешке и в чемодане, переночевала в своей комнате, а утром вместо школы отправилась на вокзал и купила билет до Нью-Йорка.

– Вы провели ночь в доме с мертвой бабушкой.

– Но ведь не с ее чучелом. Да и чем эта ночь отличалась от других?

Снова статический треск в наушниках.

– Мы заказали вам перекусить, – сообщает Ивонна. – Будет через минуту-другую. И еще, звонила Рамирес. Некоторые из девушек понемногу разговариваются, но пока ничего особенного. Похоже, о мертвых они думают больше, чем о себе. Сенатор Кингсли вылетела из Массачусетса.