Читать книгу "Сквозь тайгу (сборник) - Владимир Арсеньев"

Вечером после ужина я рассказал удэхейцам о том, что видел в тайге. Они принялись очень оживленно говорить о том, что в здешних местах живет человек, который может летать по воздуху. Охотники часто видят его следы, которые вдруг неожиданно появляются на земле и так же неожиданно исчезают, что возможно только при условии, если человек опускается сверху на землю и опять поднимается на воздух. Удэхейцы пробовали его следить, но он каждый раз пугал людей шумом и криками, такими же точно, какие я слышал сегодня.

Удэхейцы замолчали, но в это время вмешался в разговор Чжан-Бао. Он сказал, что в Китае тоже встречаются летающие люди. Их называют «Ли-чжен-цзы». Они живут в горах, вдали от людей, не едят ни хлеба, ни мяса, а питаются только растением «Ли-чжен-цау», которое можно узнать только в лунные ночи по тому, как на нем располагаются капли росы. Чжан-Бао даже сам видел такого человека. Дело было давно, когда он был еще мальчиком. Однажды зимой к ним в фанзу пришел китаец, очень легко одетый. Он сел на кан и отказывался от пищи, которую ему предлагали. Когда перед сном все стали раздеваться, пришедший человек снял с себя куртку и накрыл ею спину. Он старался занять такое положение, чтобы никто не видел его плеч. Потом он вышел из фанзы и долго не возвращался. Опасаясь, как бы он не простудился, кто-то пошел за ним и стал его окликать, но на дворе никто не отзывался. Тогда мужчины оделись, взяли фонари и пошли искать этого человека. Следы по снегу привели к забору и здесь пропали. На другой день узнали, что к утру его видели в расстоянии 200 ли от поселка в другой фанзе, где он неожиданно появился и так же таинственно исчез. Ли-чжен-цзы – сын молнии и грома, он младенцем падает на землю во время грозы. Это сильный, божественный человек, заступник обиженных, герой. Посещение им людей приносит удачу в промыслах и в тяжбах при решении спорных вопросов. По мнению Чжан-Бао, летающий человек на реке Гобилли был один из Ли-чжен-цзы, китаец и уж никак не удэхеец. Из этого я вывел заключение, что сказание удэхейцев о людях с крыльями позаимствовано ими от китайцев в древние времена.

На другой день удэхейцы встали рано. Они хотели поскорее доставить нас на условленное место. Я понимал их торопливость и шел им навстречу.

С восходом солнца туман стал рассеиваться и подниматься кверху. Это был хороший признак, обещавший хорошую погоду. Не медля ни мало, мы тронулись в путь.

Удэхейцы оказались правы. Они нисколько не сгустили красок, а, наоборот, даже недостаточно ярко изобразили все трудности плавания по реке Гобилли. Выражение «поплыли», пожалуй, будет неподходящим, правильнее было бы сказать – мы стали карабкаться по порогам и каскадам. Несколько раз лодки наши попадали в весьма опасное положение, из которого выходили только благодаря ловкости и находчивости удэхейцев. Пусть читатель представит себе узкий коридор с совершенно отвесными стенками, по которому вода идет с головокружительной быстротой, шесты не достают дна, и упираться надо в выступы скал или подтягиваться на руках, хватаясь за расщелины камней. В другом месте путь нам преградил во всю ширину реки водопад в метр вышиною. Посредине его была лазейка, через которую по наклонной плоскости стремительно сбегала вода. Когда лодка стала входить в нее, вода фонтаном взвилась кверху. Тогда я оценил лопатообразный нос улимагды. Без него лодка была бы мгновенно залита водою.

На второй день пути по Гобилли мы наконец достигли конечного пункта нашего плавания – небольшой горной речки, которую впоследствии удэхейцы назвали Чжанге Уоляни, что значит «Ключик на перевал, по которому прошел Чжанге». Так называли они меня в 1908 году.

Вечером у огня я расспрашивал удэхейцев о Гобилли и местности в верховьях реки Хуту по ту сторону водораздела. Один из них начертил мне даже план на бересте, из которого я понял, что река Гобилли течет вдоль хребта Сихотэ-Алинь и несколько под углом к нему. Все правые нижние притоки ее имеют перевалы на Анюй, а верхние – на Хунгари. В самых верховьях Гобилли никто из удэхейцев не бывал. Как всегда в таких случаях, про истоки ее ходят нехорошие слухи. Там темно, всегда идут дожди, дуют холодные ветры. Там царство голода и смерти. Потом они говорили, что до Сихотэ-Алиня мы дойдем в двое суток, а через семь или восемь дней доберемся до реки Хуту, где, наверно, найдем людей.

Глава третья. Перевал

На следующий день мы расстались. Удэхейцы вошли в лодки и, пожелав нам счастливого пути, отчалили от берега. Когда обе улимагды достигли порога, удэхейцы еще раз послали нам приветствия руками и скрылись в каменных ловушках. Мы остались одни и сразу почувствовали себя отрезанными от мира, населенного людьми. Теперь нам предстояло выполнить самую трудную часть пути.

Я не хотел тратить напрасно время и предложил моим спутникам собираться в дорогу. Наладив тяжелые котомки, мы пошли по ключику Чжанге Уоляни, представляющему собой горный ручей километров в двадцать длиной и протекающему по распадку между двумя отрогами главного водораздела. Западный склон Сихотэ-Алиня, обращенный к реке Гобилли, покрыт смешанным лесом, носившим на себе следы огня. На местах пожарищ выросли тонкоствольные березняки в возрасте от пятнадцати до двадцати лет. Деревья росли как-то странно, в сильно наклонном положении, иные вершинами совсем пригнулись к земле, что, вероятно, можно объяснить обледенением их зимой. В самых истоках речка разбилась на три небольших ручейка. Памятуя указание, данное удэхейцами, мы пошли вправо. Подъем на гребень Сихотэ-Алиня был настолько крут, что вынуждал нас двигаться зигзагами и карабкаться на четвереньках, хватаясь руками за корни деревьев. Самый перевал представлял собой седловину высотою 1200 метров над уровнем моря, покрытую лесом, состоящим из ели, пихты, березы и лиственницы. Добравшись до вершины, мы сели отдыхать. Чжан-Бао лег на землю и тотчас же поднялся.

– Суи ню («вода есть»), – сказал он уверенно.

Мы стали прислушиваться, и действительно, где-то неглубоко под землей тоненькой струйкой лилась вода. Мы поспешно стали разбрасывать камни и через несколько минут открыли источник с чистейшей ледяной водой. Здесь мы и заночевали.

На другое утро все встали раньше солнца и разделились на три части. Я и Чжан-Бао пошли на юг по водоразделу.

Сихотэ-Алинь представляет собой высокую гряду, которая тянется по направлению от северо-востока к юго-западу и слагается из ряда плоских вершин, покрытых осыпями. Обломки каменной породы лежат так ровно и плотно, что можно подумать, как будто нарочно их кто-нибудь пригонял друг к другу. На гребне водораздела леса нет, лишь по обширным ягельным тундрам разбросаны одиночные кусты багульника и кедрового стланца. Я ожидал, что после дождей атмосфера очистится, не сверх всякого ожидания воздух был наполнен мглою. В ней тонули не только дальние сопки, но и те, что были в непосредственной близости. По небу проходили большие облака и то открывали, то закрывали солнце, отчего панорама принимала то веселый, то мрачный вид, сообразно с этим вселяя в нас то надежду, то сомнение.

Я сел на камень и стал зарисовывать профили виднеющихся вдали горных цепей.

Некоторое время я сидел неподвижно и смотрел на планшет. Когда я поднял голову, то вдруг увидел на соседней вершине животное аспидно-бурого цвета со странной удлиненной головой и большими ветвистыми рогами. Это был северный олень. Он, видимо, учуял меня и пустился наутек. Через минуту животное скрылось в лощине, заросшей кедровым стланцем.