Читать книгу "Маруся ещё вернётся - Ирина Токмакова"

– Ой, смотри, смотри, Маруся! – воскликнула Варя.

– Светит месяц, светит ясный… Что-то мне не нравится этот сад! – сказала Маруся. – Не хочется туда. Откуда он тут взялся? Почему он такой зелёный в этакую-то сушь!

– Да о чём ты! Это же оазис! Мне папа рассказывал, так бывает, – сухая, жаркая пустыня, а потом вдруг посредине – оазис. И вода, и прохлада, и всё растёт.

Варя кинулась в тень под деревья. Маруся, неохотно свернув с дороги, пошла следом.

Сад не был огорожен. И дорога устремилась прямо в прохладу. Там на деревьях зрели диковинные плоды. Они были крупные и жёлтые и напоминали дыни. Но дыни ведь не растут на деревьях? На высоких кустарниках цвели цветы, похожие на азалии, только много крупнее. Летали прохладные ветерки, сразу стало легче дышать. Они сели на мягкую траву под одним из деревьев. Аллан-Мелик вылез из кармана и тоже расположился на травке. Где-то невдалеке слышалось журчание ручейка.

– Маруся, я хочу пить, – сказала Варя. – Я пойду посмотрю, что это там журчит. Может, там родничок и можно из него попить.

– Лучше потерпи, – сказала Маруся. – Что-то тут есть нехорошее. Неправильное что-то.

– Но почему? Чего ты какая-то? – спросила Варя. – Что может быть неправильного в деревьях и кустах? Вот тут где-то близко водичка, слышишь? Я сейчас, я только попью.

– Погоди, – сказала Маруся.

Но Варе не терпелось сделать глоточек холодной воды. Она не стала слушать Марусю. И действительно, всего в двух шагах увидела бьющий из-под земли родничок.

Варя присела на корточки, зачерпнула ладонями воду, напилась. Вода была холодная, прозрачная, вкусная. Варя сполоснула лицо. Ещё напилась. И пошла обратно.

– Маруся, а ты не хочешь водички? – сказала она и вдруг замолчала.

Вот дерево, под которым они сидели. Вот и трава примята. Но Маруси под деревом не было. И Аллан-Мелика не было.

«Куда это они подевались?» – с тревогой подумала Варя.

– Маруся! – позвала она. Но никто не откликнулся, не отозвался. – Маруся!

Маруся не отвечала.

«Сейчас вернутся», – успокоила себя Варя.

Ветки ближайшего куста зашевелились.

«Ну вот, Маруся возвращается», – подумала Варя.

Но это была не Маруся. Из-за куста вышел какой-то человек и с приветливой улыбкой обратился к Варе:

– Ты что тут делаешь, девочка?

– Я? – переспросила Варя. – Я жду Марусю.

– Марусю? Это хорошо, – сказал он.

И Варя не поняла, что он, собственно говоря, одобрил.

– Она сейчас придёт, – сказала Варя, больше для самой себя. Чтобы себя успокоить.

– Ну, не совсем сейчас, – сказал незнакомец.

Он снова улыбнулся Варе, обаятельно и мягко. Выглядел он совершенно как обыкновенный человек, в светлом летнем костюме, с пёстрым шейным платком под белой рубашкой. И было это странно видеть здесь, в стране Тут, где всё было таким чудным и необычным.

– Давай познакомимся, – сказал он. – Меня зовут дядя Боря. А тебя как?

– Варя.

– А дальше? Полностью?

Варе за все шесть с половиной лет жизни ни разу не приходилось называть себя по имени-отчеству. Поэтому она даже не сразу сумела сказать:

– Варвара Павловна.

– Ну вот, Варвара Павловна, – сказал дядя Боря. – В этом чудесном саду – почему не назвать его райским садом? – есть замечательная беседка. Мы пойдём туда, и посидим там, и подождём Марусю.

– Откуда же она узнает, что мы там?

– Она уже знает, я сказал ей, сказал.

– А куда она ушла? Почему не дождалась меня?

– Я поделился с ней одним секретом. Это очень важно для вашего дела. Ведь у вас есть серьёзное дело, да?

Так разговаривая, Варя и дядя Боря дошли до маленькой беседки. Беседка была резная, белая, она напоминала пластмассовую шкатулочку, какую бабушка Оля подарила маме на день рождения. Внутри беседки были удобные скамейки. Пахло то ли розами, то ли жасмином или ещё какими-то неведомыми, очень душистыми цветами.

– Тут мы и посидим, – сказал дядя Боря. – Посидим-побеседуем.

Он протянул руку куда-то за спину и подал Варе мороженое на палочке, завёрнутое в серебряную бумагу. Мороженое было облито шоколадом. А внутри оно было розовое и по вкусу напоминало клубнику.

Но вот удивительно. Чем ласковее разговаривал с Варей дядя Боря, тем неприятнее ей становилось. Прохлада, такая приятная поначалу, стала делаться холодом. Варю точно познабливало. Было как-то странно, нехорошо, а отчего – она не могла понять.

Варя доела мороженое, завернула палочку в серебряную бумагу и вдруг… как-то ненароком взглянула своему собеседнику в глаза.

Потом Варя так никогда и не смогла объяснить, что же она в них увидела. В них была какая-то серая холодная пустота. От этих глаз нападала какая-то безнадёжность и тоска. Варя вдруг поняла, что всё, всё – и сад, и «дядя Боря», и его улыбки – всё это ложь. Ложь и погибель. Она вспомнила, что говорил Яшмовый Рыцарь. Конечно. Это всё ложь. Обман. А перед ней не кто иной, как сам Барнабас Злин!

«Только не бояться, только не бояться», – шептала себе Варя. Нет, она не боялась. Но холодные, недобрые, ледяные глаза напомнили ей что-то страшное и очень далёкое, точно когда-то она их уже видела и что-то очень плохое случилось. Таилась в этих холодных, злых глазах какая-то большая беда.

И вот что-то схватило Варю за горло. Стало трудно вдохнуть. Подступил кашель. Начинался приступ астмы.

– Маруся! Асей! – позвала Варя с отчаянием.

Крошечная яркая точечка мелькнула возле беседки.

– Я здесь, Варварушка, я здесь!

Асей положил руку Варе на лоб, ей стало немного легче.

– Прочь отсюда, злой колдун Барнабас Злин! Ты не можешь победить ребёнка, ты это знаешь!

– Знаю, Асей, хранитель свечи, – холодно засмеялся Злин. – Но кое-что я всё-таки могу… А?

– Варя, не бойся, он сейчас уберётся отсюда. Но пока он здесь, без страха посмотри ему в глаза. Смотри, смотри внимательно!

Варя посмотрела. Да, да, конечно, давно-давно, когда-то в те времена, которые она едва помнит, являлись ей эти глаза во сне, а может, и не во сне. Только это было ночью. В темноте она и закричала от ужаса, и тогда началось это удушье и кашель. С этого началась болезнь.

– Смотри! Теперь ты видишь, что нечего бояться этих глаз, он не может ничего с тобой сделать, у него не хватит сил победить твою доброту, и Марусину привязанность к тебе, и мою любовь. Поняла, девочка? Поняла?