Читать книгу "Calendar Girl. Никогда не влюбляйся! Февраль - Одри Карлан"

Вынуждена признать, что прозвучало это красиво. То, как он видел секс и любовь и как это было связано с женщинами и с его отношениями с каждой из них.

– Значит, мы будем вечно любить друг друга, но не будем связаны друг с другом так, как женатые пары или даже любовники, – резюмировала я.

– Oui. Именно так, ma jolie! Ты все поняла. Я обязуюсь любить тебя всем сердцем, пока мы вместе, и это останется с тобой. А я заберу с собой твою любовь. И мы всегда будем знать, что время, проведенное нами вместе, было основано на доверии, любви и дружбе.

Прервавшись, он мягко поцеловал меня и добавил:

– Больше в жизни ничего и не нужно.

От правды, заключавшейся в его словах, мои глаза затуманились и по щеке скатилась слеза. Алек стер ее.

– Могу ли я сейчас заняться с тобой любовью?

Его слова были просты, но глубоко меня поразили.

– Да, Алек. Мне будет очень приятно, если ты займешься со мной любовью, – сказала я сквозь вставший в горле ком.

Именно этим он и занимался – всю ночь или, по крайней мере, до той минуты, пока я не заснула. Именно это и было мне нужно, чтобы справиться с тем, что случилось раньше в студии, и с нарастающим чувством вины перед Уэсом.

Мы с Алеком сошлись на том, что между нами будет дружеская любовь и взаимоуважение. Мы решили, что позволим себе наслаждаться телом и интеллектом друг друга, пока я здесь, а когда все закончится, то закончится. Мы по-прежнему будем неравнодушны друг к другу, и у нас останется любовь – исключительно наша, – которую мы сможем отложить в дальний ящик в глубине наших воспоминаний и навещать в случае нужды. В этом было что-то до боли совершенное. В тот день я поклялась, что не буду запрещать себе что-то чувствовать по отношению к каждому из клиентов. Нет, я позволю себе любить каждого из них по-своему – хотя «вечная любовь» и не будет иметь к этому никакого отношения. Вечная любовь священна, и она придет только в правильный момент, когда появится правильный человек.

Я снова вспомнила Уэса и то, как по нему скучала. То, что происходило у нас с Алеком, позволило мне по-новому взглянуть и на отношения с Уэсом. Показало мне, как весь наш месяц с Уэсом я провела в попытках не влюбиться в него. В попытках защитить себя и свое сердце даже от намека на подобные чувства. Только это не сработало, потому что я любила Уэса. По-своему. И, думаю, он тоже любил меня. Только в его случае я не была уверена, что это не та самая вечная любовь. Именно эта мысль окончательно укрепила мою решимость покинуть его. Я могла с уверенностью сказать, что мы оба были честны друг с другом, испытывали друг к другу глубокие чувства и, если этому суждено превратиться в вечную любовь, у нас будет время взрастить ее. Если суждено. Но до тех пор я позволю себе насладиться своим французом и всеми остальными впечатлениями, которые готовил для меня этот год работы в эскорте.

* * *

На следующий день, когда я спустилась в мастерскую, там снова царила тишина. Я уже начала замечать некую закономерность. Один день Алек делал снимки, а на следующий рисовал и отпускал весь свой персонал, чтобы поработать в одиночестве. Когда я зашла глубже в помещение мастерской, послышались звуки музыки, прекрасной до дрожи. Мелодичный голос и звучные фортепиянные ноты эхом отражались от стен. Женский голос, поющий слова песни, сплетался с звучанием фортепиянных клавиш. Она почти шептала и все же пела. В своей красоте это было почти пугающим. Затем подключились струнные. Зажмурившись, я впитывала музыку душой и сердцем. Я старалась навеки запечатлеть в памяти этот момент и эту мелодию – нежную, тонкую, именно такую, как мне надо.

Щелк. Вздрогнув, я открыла глаза и увидела Алека, стоявшего передо мной с камерой в руке.

– Не смог сдержаться. Ты была настолько великолепна в лучах этой гармонии. Я должен был это запечатлеть.

Наклонив голову к плечу, я ухмыльнулась.

– Получил то, чего хотел? – спросила я не без нотки сарказма.

– А ты? – парировал Алек, заломив бровь.

Он всегда пытался преподать мне урок, мой француз.

Глубоко вздохнув, я оглядела студию, решив не развивать эту тему.

– Идем, нам многое надо сделать, – сказал Алек, развернувшись и быстрым шагом направляясь к нашему участку лофта.

Я похромала за ним и уселась на свое место. Передо мной снова было мое изображение, только на сей раз на широком холсте. На одной половине была отпечатанная фотография, а на другой – нарисованная им картина. Наверное, он встал посреди ночи, когда я отключилась после второго раунда его «занятий любовью» со мной.

– Как?.. – вот и все, что я сумела выговорить, глядя на себя на холсте.

На картине я стояла лицом к сделанной им вчера фотографии. Вытянув руку, почти касаясь лбом снимка, – но на картине Алека моя рука притрагивалась к фотографии там, где было сердце. То, как он смешивал разные техники изображения, было совершенно уникальным – прежде я никогда ничего подобного не видела. Вот почему он стал всемирно известным художником и люди платили бешеные деньги за его полотна. И я стала частью его творчества, существенной частью. Его музой.

– Много спать мне не нужно. Вдохновившись твоим телом, я должен был нарисовать его.

– То есть наш секс настолько впечатлил тебя, что ты спустился сюда и нарисовал это?

– Oui. Твое обнаженное тело. Занимаясь с тобой любовью, я получил энергию для того, чтобы создать эту прекрасную картину для других людей. Теперь ты понимаешь, oui?

Я вгляделась в черно-белое изображение. Там был дан лишь намек на мою обнаженную грудь. Еще я видела, что мой нарисованный двойник излучает радость, прикасаясь к сердцу опечаленной девушки на позавчерашнем снимке. Выглядело это так, словно мое счастливое «я» утешает мое грустное «я». По моей спине и рукам пробежала дрожь.

Алек снова наполнил баночку липкой краской и подошел ко мне с кисточкой в руке. Пока он накрашивал мои губы, я молча восхищалась стоявшей передо мной картиной. Работа Алека заворожила меня, словно чья-то рука сжала мое сердце узловатыми пальцами. Оно бешено колотилось, а по щекам катились слезы. Музыка изменилась. Она стала громче, стремительней и печальней, мелодия то взмывала вверх, то почти затихала. Гремели тромбоны и трубы. Алек сжал мою ладонь, потом подхватил меня на руки и отнес к картине. На сей раз он не предложил мне поцеловать свой портрет в губы.

– Поцелуй здесь.

Он указал на руку, лежавшую поверх сердца второго изображения. Подавшись вперед, я поцеловала холст. Идеальный отпечаток губ вспыхнул ярко-красным на нарисованной руке. Алек нанес на мои губы еще краски.

Он указал на локоть, и я поцеловала его. Еще краска. Плечо, середина спины. Еще краска. Он обновлял ее снова и снова, заставляя меня целовать все обнаженные участки тела на его картине. Мы делали это до тех пор, пока все изображение не покрылось красными следами поцелуев. Это было странно, но не испортило его шедевр, а добавило нечто совершенно новое. Отпечатки губ были яркими и сильно выделялись на фоне черно-белого полотна и картины.