Читать книгу "Мисс Черити - Мари-Од Мюрай"

Последующие события внесли некоторое разнообразие в наш быт. Маме пришло в голову показать приглашенным леди Бертрам и лорду Филипу три моих акварели, которые папа вставил в рамки. Думаю, она хотела таким образом взять реванш за мое музыкальное выступление. Крестная восхитилась ловцами креветок и посетовала, что ее девочки такими талантами не обладают. Точнее, на Лидию, порхающую с бала на спектакль, надежд уже не было никаких. А вот из Энн еще вполне могла получиться приличная акварелистка. И наши родители заключили сделку: мадемуазель будет заниматься с Энн рисованием, а за это герр Шмаль, наставник кузена Филипа, будет давать мне уроки немецкого. Таким образом мы обе с кузиной Энн приблизимся к совершенству.

Новость меня раздосадовала. Французский я учила лишь для того, чтобы порадовать мадемуазель. Радовать герра Шмаля, занудного старика, каким он мне запомнился (я как-то видела его у Бертрамов), у меня не было ни малейшего желания.

В Лондоне Бертрамы жили напротив Риджентс-парка в белоснежном особняке, коринфскими колоннами напоминавшем древнегреческий храм. Энн встретила нас в классной комнате и оказала нам прием гораздо лучший, чем я могла ожидать. Она считала Лидию «предательницей» и от души насмехалась над ее услужливыми кавалерами.

Энн

Никто из них не стоит и мизинца Кеннета Эшли!

Мадемуазель

Вы не против начать наш урок?

В эту секунду в комнату вошли Филип с наставником. Только я обрадовалась возможности продемонстрировать кузине свой талант, как настало время, начинать урок немецкого. Филип пришел мне на помощь.

Филип

Мадемуазель Легро, вы позволите нам тоже послушать?

Так как это «нам», по всей видимости, включало и его наставника, я было решила, что спасена. Все расселись по местам, и мадемуазель слегка дрожащим голосом объявила тему урока — красивое слово «натюрморт». Герр Шмаль быстро где-то раздобыл корзину с фруктами.

Герр Шмаль (наклоняется ко мне)

Я в полном вашем распоряжении, мисс Тиддлер.

Пришлось уйти с ним в другой конец комнаты, чтобы учиться говорить (на этот раз по-немецки), что меня зовут так, как меня зовут, и что мне столько лет, сколько мне лет. Заметив, как мои глаза слезятся от тщетных попыток подавить зевоту, герр Шмаль сменил тактику и принялся читать на английском и немецком стихотворение Гете «Ученик чародея». Помнится, речь там шла вот о чем: однажды юный подмастерье чародея подслушивает, как учитель при помощи заклинаний управляет метлой. Когда чародей уходит из дома, ученик произносит магические слова и посылает метлу на речку за водой. Метла возвращается с ведром воды и выливает ее на пол, чтобы вымыть весь дом. И так метла льет и льет воду, ведро за ведром. Герр Шмаль играл попеременно роли то подмастерья, то метлы, и, по мере того как вылитых ведер становилось все больше, а заклинание по-прежнему не находилось, история становилась все смешнее и смешнее.

Герр Шмаль

Скоро — bald, скоро — затопит весь дом. Обезумевший от страха ученик берет топор и рубит надвое der Besen — метлу. Но оба куска метлы — два, zwei — начинают работать с двойным усердием и приносят в два, zwei — раза больше воды!

Тут герр Шмаль, вращая выпученными глазами, без всякого стеснения разразился немецкими ругательствами. Энн фыркнула от смеха, и я в конце концов тоже начала громко смеяться, хотя и отождествляла себя с незадачливым подмастерьем волшебника. К счастью, вскоре чародей вернулся домой и, насмехаясь над учеником, предотвратил надвигающуюся катастрофу.

Герр Шмаль (подводит итоги)

Чтобы постичь великие тайны науки, не подвергаясь опасности, требуется время.

Мы с мадемуазель взглянули друг на друга, очарованные как рассказом, так и рассказчиком. Мой урок окончился; герр Шмаль неловко поклонился мадемуазель, спрашивая разрешения посмотреть акварели. Филип тоже рисовал. Его груши смахивали на яблоки, виноград — на агаты, а айва — неизвестно на что. А кузина налила на бумагу столько воды, что ее корзинка с фруктами плавала в центре листа. По дороге домой мы с мадемуазель увлеченно беседовали.

Мадемуазель

Герр Шмаль, судя по всему, очень образован. Но какие грустные у него глаза, вы не находите?

К концу следующего урока я поняла, что герр Шмаль вовсе не так стар — не старше сорока, хотя седина как будто прибавляла ему лет. Если присмотреться, черты и цвет лица у него были как у молодого человека. Возможно, кто-то счел бы его уродливым: глаза навыкате, тонкие губы, довольно мясистый нос, — а кто-то смешным: он нелепо гримасничал, пытаясь объясниться. Но все эти мелочи не имели значения, ведь с ним было интересно! Поэтому во время наших занятий мадемуазель часто отвлекалась. Так, когда герр Шмаль в лицах изображал нам, как австрийский деспот вынуждал Вильгельма Телля стрелять из лука в яблоко, которое стояло на голове его собственного сына, мадемуазель, забыв про все, отпила из стакана, в котором мы полоскали кисточки. Стоит отметить, что в тот день герр Шмаль превзошел самого себя, перевоплощаясь в несчастное дитя.

Герр Шмаль (фальцетом)

Не преклоняйте колени перед тираном, дедушка. Просто скажите, куда мне встать. Я не боюсь! Мой отец сбивает птицу на лету и уж тем более не промахнется сейчас, когда от него зависит жизнь его сына.

Вильгельм Телль, у которого было два сына, сумел спасти обоих. Вскоре — bald, скоро — я узнала от Филипа, что у его наставника раньше тоже было двое сыновей; они погибли вместе с матерью в кораблекрушении. История жизни герра Шмаля казалась мне ужаснее все трагедий Шекспира и Гете, вместе взятых. Денег на жизнь ему хватало, и у него не было нужды зарабатывать уроками. Он преподавал просто потому, что любил находиться среди детей. Шмаль сам никогда не смеялся, зато часто — oft, часто — смешил нас. Иногда — zuweilen, иногда — в разгар нашего бурного веселья его взгляд, лишенный всякого выражения, будто обращался внутрь.

Той зимой я с каждым днем все лучше понимала немецкий и все хуже — мадемуазель. Например, когда я читала по памяти Шекспира, а Кук вдруг начинал крякать, она хватала его под мышку и зажимала клюв большим и указательным пальцами. А потом декламировала вместе со мной: «Когда твое чело избороздят глубокими следами сорок зим…»

Мадемуазель

Кстати, герру Шмалю всего тридцать девять лет.

Я

???

Мадемуазель

А мне двадцать пять. Не такая уж большая разница.

Я

???

Как только герр Шмаль объявил, что ему нравятся натюрморты, мадемуазель перестала рисовать вообще что-либо, кроме кувшинов и луковиц. В конце концов я обнаружила среди рисунков листок бумаги, на котором ее рукой было выведено: «Ульрих, Ульрих, Ульрих…» Нужно ли уточнять, что герра Шмаля звали Ульрих? До этого мысль о том, что в него можно влюбиться, не приходила мне в голову.