Читать книгу "Питерская Зона. Запас удачи - Дмитрий Манасыпов"

– Слушай…

– Попробуй удивить меня и заставить тебя слушать. Вся внимание.

Глупый разговор. Последний раз так в школе общался. С девочкой, что сильно нравилась.

– Хватит.

Она смогла меня удивить.

– Хорошо. Только «за», дорогой. Особенно если ты закажешь ирландский виски и на этом успокоишься. И, кстати, что имелось в виду под «как обычно»? Ты таким образом сейчас дал ему что-то понять?

– Да нет… это как раз и есть ирландский виски.

– С возвращением, бродяга. – Сдобный поставил бутылку «Джеймиссон» и два чистых стакана. – Коктейли сейчас принесут.

– Лучше еще стаканчик. Чистый. Женщины такие ветреные…

– Ну да… – Сдобный махнул рукой. Как ни странно, его поняли. Наверное, у него здесь разработана своя система сигналов. Пальцами в одну сторону – несите водку, клиенту все равно, пальцами в другую – срочно необходим горячий и сладкий чай. Интересно, а средний палец что означает?

– Ты не говорил про свадьбу, уезжая. – Сдобный, хитро щурясь, смотрел мне в переносицу. – Совсем не говорил.

– Такое бывает. – В этот-то момент я взял ее за руку… А ладонь у Мары оказалась сухой и горячей. И бархатистой, очень даже приятно бархатистой. Молодец, даже не вздрогнула. – Случайно встретились. В парке.

– Да ты что?

– Да. – Моя «супруга» явно растапливала сердце седого Сдобного. – В тире. Я победила. Выбила сто из ста.

– Непорядок, – прохрипел над ухом практически незаметно подобравшийся Полоскун, – это, брати-ик-ишка, непорядок. Здорово, мелочь пузатая!

– Вот блин… – Сдобный встал, подхватив Полоскуна. – Отдыхайте, попозже подойду, потрещим.

Полоскуна уважают. Он из Зоны Че, ветеран по самое не балуй, как его не уважать. Жаль старика. Спивается, медленно и верно. А так как его все уважают, то сейчас Сдобный и потащит его на себе в небольшой чуланчик за кухней. И уложит спать на мешки с картошкой. Но очень уважительно.

Янтарь ирландского побежал по стенке стакана. Ирландия – это вам не абы что. Это красота и все оттенки зелени. Это волынка и темный портер. Это рыжеволосые красотки и виски с местных винокурен. Пафосно, конечно, но именно так. И если пьешь ирландское, то обязательно янтарь должен лениво стекать, бежать или струиться. А литься в стакан – прерогатива водки.

– Ты еще понюхай, лизни из стакана и помурчи, – Мара прыснула, – вылитый кот с валерьянкой.

– Да ну тебя… – Клеверно-изумрудное видение рассеялось. И все из-за одной совершенно не романтичной убивицы.

– Ладно… – Она протянула свой стакан. – С приездом.

Угу, с приездом. И именно в этот момент, вспомнив Маздая, принял решение. Окончательное и бесповоротное. Закончу дело, верну деньги и уеду в Ирландию. В Дублин, например.

– Веселое место, – Мара оглядывалась, явно находясь в своей тарелке и ничуть ничего не смущаясь, – мне нравится.

– Искренне рад.

Ну а чего не радоваться-то? И наплевать, что одно из самых любимых мест моей жизни выглядит как декорация к не самому лучшему фильму. Какая разница? Здесь чертовски клево. И никаких гвоздей.

Дым коромыслом? В углу кто-то щупает довольно визжащую го-го? За соседним столом пьют с выражением «атыменяуважаешь» и уже готовятся бить морды друг другу? Из колонок ревут гитары полувековой давности? На шесте наворачивает акробатику дева в одних стрингах из кристаллов Сваровски? Не, а чего? Мило. Уютно. Просто и по-домашнему, больше никак и не скажешь.

Криво прикрученная светомузыка в углу, запах мяса, жареного мяса, вареного и тушеного мяса, тяжело-спиртового разного происхождения, пота, табака и сигарет, пьяные разговоры за жизнь, Зону, жизнь в Зоне и Зону в жизни. Сборище поганцев, бродяг, опасных выродков, корыстных негодяев и крайне душевных личностей со склонностью к философии. То, что мне надо. Да-да, так и есть.

Сбоку резались в карты. В дурнющий и мало кому понятный голландский похер. С покером игра если и имела общие корни, то явно в виде самих карт, не более. А с Голландией и того меньше. Играли, как ни странно, на деньги. Чума, Бес и Паук. Парни меня не особо любили, и я не видел ни единственного повода отвечать им противоположным чувством. Лишь бы не мешали сидеть и есть.

Чуть дальше, очень увлеченно и с чувством, вешал лапшу на уши Дикой. Дикой, если уж честно, промышлял по самому краю Периметра. Таскал «чечевицы» на сувениры, приносил мешки с крошкой Стеклянного поля, обклеивая ими черепа, найденные на кладбищах. Не самый доходный бизнес, зато почти безопасный. Черепа он обычно выдавал за жертв «стекляшки», наклеивая брызги осколков вкривь и вкось.

Лапша равномерно качалась на ушах пятерки туристов, явно намеревающихся в Зону с таким вот героическим проводником. Сидевшие за спиной Дикого Шеф и Бульба только улыбались, но не вмешивались. Дикой, может, и так себе сталкер… но свой.

Вокруг шеста наяривала параболы и прочие окружности, заметно привлекающие взгляд, Милашка. Милашка, при всем создаваемом ею вихре из длиннющих тонких ног, копны светлых волос и радостно подпрыгивающих верхних полушарий, работала на результат. Результатом, как показалось, должен стать один из туристов, временами чуть не теряющий собственную отваливающуюся челюсть. Ну да, девочки здесь такие, старательно добиваются чего хотят.

Как ни странно, но у стены совершенно не обращал внимания на старающуюся Милашку кто-то из плохо знакомых бродяг. То ли Финн, то ли Швед. Да не суть, короче. Этот с очень умным видом ковырялся в коммуникаторе, судя по шевелившимся губам – читая. Что сказать… каждому свои понятия о библиотеках или читальных залах.

И никакого следа Урфина. Кто знает, может, и к лучшему.

– Вот эти вот рожи и есть крутые сталкеры? – поинтересовалась Мара. – Как-то прямо не верится. Хотя… если посмотреть на тебя, к примеру…

Затеять новый ненужный спор не дал кто-то с кухни, всем видом зовущий меня за самой вкусной едой в мире. За пельменями. За местными пельменями с фаршем из трех сортов мяса, политых маслом и приправленных сметаной, посыпанных мелко крошенным зеленым луком и вообще просто произведением искусства. Как полагается, к пельменям в пристяжку шли две стопки перцовки. Ну, не с виски же в качестве стременной их потреблять, не находите?

Есть грех у меня за душонкой, чего уж. Не, грехов у меня много, но один-то конкретный. Чревоугодие, мать его. Любовь, понимаешь, к вкусной еде во всех ее видах. Любовь к обсуждению еды и любовь к склонению других к чревоугодию. Гореть мне в Аду, думаю. Но потом. А пока… а пока у нас тут пельмеши.

Вообще, если разбираться, пельмень есть произведение искусства. Да-да, по-мещански, но именно так. Понятно, что у каждого своя шкала искусства и уж тем более его произведений. Но обычный пельмень и красивая женская задница явно ими являются. И относиться к ним надо соответственно. Хотя сейчас речь только об одном. О пельменях.