Читать книгу "Флёр-о-Флёр - Олег Селиверстов"

– Сам ты – язык! Они похожи на мушкетерские плащи, – возразила Лера, осторожно погладив лепестки, словно пытаясь уберечь их от запаха табака и вчерашнего алкоголя.

Виктор хохотнул, закашлялся.

– Лулу, ты неисправима. Все еще веришь в сказки и мечты.

– А ты уже ни во что не веришь. Только пьешь и…

– Прекрати, лучше расскажи, как прошло рандеву? – перебил ее брат.

– Нормально…

Лера усмехнулась, вспомнив свое смущение, когда в кафе Рами преподнес ей букет, а она взяла цветы и замерла, не зная, что делать, если Рами захочет ее поцеловать (ведь влюбленные должны целоваться!). Рами не создал проблем – галантно взял ее под локоть и повел в зал. Их стол находился в углу, рядом с большим террариумом, в котором разлеглась гигантская серая ящерица с ярко-зеленым зобом.

– Нормально, – еще раз повторила она и начала делиться с братом впечатлениями. – Знаешь, Виктор, оказывается, карпаччо из сырой говядины – ужасно вкусно.

– Карпаччо? – воскликнул брат, доставая курительную трубку. – Так звали одного известного итальянского художника в средние века. Он рисовал в насыщенных кроваво-красных тонах. Пошли на кухню, покурим.

– А еще повар так здорово украсил тарелку! – восторженно продолжала Лера, усаживаясь на диване. – Тебе бы понравилось. Представляешь, кружочки мяса располагались по кругу, в центре высилась квадратная пирамида из сыра, а по бокам – дольки лимона, как египетские лодки. Такое чудо – натуральный съедобный натюрморт.

– Любопытно…

– И знаешь, что самое главное? Когда ешь карпаччо, можно самому каждый кусочек делать разным по вкусу. Один больше посолить, другой полить лимоном…

– А он ест прямо в перчатках?

– Кто?

– Твой сарацин в маске.

– Да, прямо в них.

– А они случайно не розовые?

– Нет. Белые.

– Жаль. Я думал, что он такой же франт, как Шарль Бодлер! – Виктор потеребил бороду, попыхивая трубкой. – Он хоть аванс-то принес?

– Принес, – Лера достала из сумочки нераспечатанный конверт.

– Ты что, даже не вскрывала его?

– Зачем? Он же не просил никакой расписки.

– Лулу, – брат сделал широкий жест руками, испачканными краской. – Тебе не просто повезло, а повезло вдвойне. Ни контракта, ни расписки – и куча денег! Это дело надо отметить.

Хлопнула входная дверь.

– Всем салют! – в кухню с двумя большими пакетами в руках вбежала Бонни. – Пап, ты опять накурил?

Она поставила пакеты у плиты и поцеловала Леру.

– Привет, а я и не заметила, что тебя нет дома, – Лера обняла в ответ племянницу. – Где была?

– В магазин бегала. – Девочка расстегнула мокрую куртку и поправила волосы. – Ну и дождище! Зато из-за него я сейчас отлично сторговалась с какой-то теткой у магазина. Смотрю, она вся промокла, дрожит бедненькая. И картошка мокнет. Я ей говорю: «Продайте мне со скидкой – я у вас все заберу». Она сначала отказалась, а когда я хлеба купила и вышла из магазина, согласилась. – Бонни довольно улыбнулась и шмыгнула носом. – Даже сдача осталась.

– Молодец. – Виктор хлопнул дочь по плечу. – Ограбила бабушку и довольна! Ха-ха!

– Мы сторговались… – насупилась Бонни.

– Ладно. Давай сдачу.

– Я хотела в копилочку…

Бонни вынула смятую десятирублевку и горсть мелочи. Высыпала их на стол. Рука в краске сгребла все и спрятала в карман джинсов.

Через полтора часа, когда Лера позанималась с племянницей английским языком и собралась уезжать, Виктор попросил подбросить его до мастерской.

Лучи фар выхватывали из темноты редких прохожих – те жались к домам, боясь быть облитыми грязной водой из-под колес автомобилей.

– А кто это был – Шарль Бодлер, который ходил в розовых перчатках? – спросила Лера дремавшего рядом на сиденьи Виктора.

– Жил такой французский поэт в девятнадцатом веке, – зевая, ответил брат. – Писал стихи про всякую гадость: смерть, трупы, зловоние и тому подобное. Но, хрен знает, почему, знаменит по сей день. Может быть, у французов никого лучше нет? – Виктор гоготнул. – Этот Бодлер был большой оригинал. Он считал себя первым настоящим парижским денди, носил розовые перчатки, ходил подпрыгивающей походкой, вообще выпендривался как мог. Пил, гулял, баб трахал. – Виктор язвительно рассмеялся. – Прости, Лулу, загрубил. Если бы мне родители, как ему, жирное наследство оставили, я бы тоже ходил бы весь в розовом, а шляпа – голубая. Ха-ха-ха!

Лера тоже невольно рассмеялась, представив этого огромного китобоя с бородой в розовом костюмчике от плейбоя.

– Деньги – это свобода, а свобода – это жизнь! – продолжал веселиться Виктор. – Так, кажется, сказал твой любимый Ремарк? А еще деньги – это слава. Я думаю, этот Бодлер все делал не ради куража, а ради рекламы. И представляешь, у него получилось! Его до сих пор помнят. Может, мне все-таки покрасить шляпу в голубой цвет? – Виктор покрутил шляпу в руках и нахлобучил на голову. – Но самое смешное, что Бодлер кончил плохо. Как, впрочем, многие знаменитости. Нищета, сифилис, одиночество.

Они подъехали к дому, где Виктор и Утрилло на двоих арендовали подвал под мастерскую.

– Лулу, ты меня любишь?

Такое начало заставляло напрячься.

– Допустим, люблю.

– Мне позарез нужна тысяча долларов.

– Зачем?

– Проплатить остатки долга за альбомы.

– Я тебе уже давала, а ты…

– Знаю, знаю. Я свинья. Но если мы не заплатим, то нам не отдадут альбомы из типографии. Не жадничай.

– Виктор, у тебя совесть есть?

– Пока нет. До выставки. Потом будут деньги, появится и совесть. – Виктор почесал бороду. – Выхода у нас все равно нет. Если не заберем альбомы, спонсор денег не даст, потому что после выставки мы их не распродадим. Тогда мы все банкроты. У меня даже накладные есть и счет. Вот, смотри.

Он достал из кармана сложенные вчетверо бумаги, стряхнул с них крошки табака. По бумагам выходило, что осталось доплатить около тысячи долларов. Лера начала что-то говорить, возмущаться, но в конце концов вытащила деньги. Десять стодолларовых купюр перешли в руки брата.

– Лулу, не грусти. Жизнь все равно бессмысленна. И все, что от нас останется – пара неумело нарисованных холстов, – помахав шляпой, выкрикнул Виктор на прощание и зашагал, шлепая огромными ботинками по лужам.

Лера переложила букет с ирисами на переднее сиденье, чтобы цветы не упали, и поехала домой.

* * *

– Ты все ешь с майонезом? – начал вечернюю беседу Рами, видимо, вспомнив, что Лера за ужином опять ела салат с майонезом.

– Почти. Кроме карпаччо.