Читать книгу "Мать - Максим Горький"

- Я говорил, - продолжал Павел, - не о том добром имилостивом боге, в которого вы веруете, а о том, которым попы грозят нам, какпалкой, - о боге, именем которого хотят заставить всех людей подчиниться злойволе немногих…

- Вот так, да! - воскликнул Рыбин, стукнув пальцами постолу. - Они и бога подменили нам, они все, что у них в руках, против наснаправляют! Ты помни, мать, бог создал человека по образу и подобию своему, -значит, он подобен человеку, если человек ему подобен! А мы - не богу подобны,но диким зверям. В церкви нам пугало показывают… Переменить бога надо, мать,очистить его! В ложь и в клевету одели его, исказили лицо ему, чтобы души намубить!..

Он говорил тихо, но каждое слово его речи падало на головуматери тяжелым, оглушающим ударом. И его лицо, в черной раме бороды, большое,траурное, пугало ее. Темный блеск глаз был невыносим, он будил ноющий страх всердце.

- Нет, я лучше уйду! - сказала она, отрицательно качаяголовой. - Слушать это - нет моих сил!

И быстро ушла в кухню, сопровождаемая словами Рыбина:

- Вот, Павел! Не в голове, а в сердце - начало! Это естьтакое место в душе человеческой, на котором ничего другого не вырастет…

- Только разум освободит человека! - твердо сказал Павел.

- Разум силы не дает! - возражал Рыбин громко и настойчиво.- Сердце дает силу, - а не голова, вот!

Мать разделась и легла в постель, не молясь. Ей былохолодно, неприятно. И Рыбин, который показался ей сначала таким солидным,умным, теперь возбуждал у нее чувство вражды.

«Еретик! Смутьян! - думала она, слушая его голос. - Тоже, -пришел, - понадобилось!»

А он говорил уверенно и спокойно:

- Свято место не должно быть пусто. Там, где бог живет, -место наболевшее. Ежели выпадает он из души, - рана будет в ней - вот! Надо,Павел, веру новую придумать… надо сотворить бога - друга людям!

- Вот - был Христос! - воскликнул Павел.

- Христос был не тверд духом. Пронеси, говорит, мимо менячашу. Кесаря признавал. Бог не может признавать власти человеческой над людьми,он - вся власть! Он душу свою не делит: это - божеское, это - человеческое… Аон - торговлю признавал, брак признавал. И смоковницу проклял неправильно, -разве по своей воле не родила она? Душа тоже не по своей воле добром неплодна,- сам ли я посеял злобу в ней? Вот!

В комнате непрерывно звучали два голоса, обнимаясь и борясьдруг с другом в возбужденной игре. Шагал Павел, скрипел пол под его ногами.Когда он говорил, все звуки тонули в его речи, а когда спокойно и медленнолился тяжелый голос Рыбина, - был слышен стук маятника и тихий треск мороза,щупавшего стены дома острыми когтями.

- Скажу тебе по-своему, по-кочегарски: бог - подобен огню.Так! Живет он в сердце. Сказано: бог - слово, а слово - дух…

- Разум! - настойчиво сказал Павел.

- Так! Значит - бог в сердце и в разуме, а - не в церкви!Церковь - могила бога.

Мать заснула и не слышала, когда ушел Рыбин. Но он сталприходить часто, и если у Павла был кто-либо из товарищей, Рыбин садился в уголи молчал, лишь изредка говоря:

- Вот. Так!

А однажды, глядя на всех из угла темным взглядом, он угрюмосказал:

- Надо говорить о том, что есть, а что будет - намнеизвестно, - вот! Когда народ освободится, он сам увидит, как лучше. Довольномного ему в голову вколачивали, чего он не желал совсем, - будет! Пусть самсообразит. Может, он захочет все отвергнуть, - всю жизнь и все науки, может, онувидит, что все противу него направлено, - как, примерно, бог церковный. Вытолько передайте ему все книги в руки, а уж он сам ответит, - вот!

Но если Павел был один, они тотчас же вступали вбесконечный, но всегда спокойный спор, и мать, тревожно слушая их речи, следилаза ними, стараясь понять - что говорят они? Порою ей казалось, чтоширокоплечий, чернобородый мужик и ее сын, стройный, крепкий, - оба ослепли.Они тычутся из стороны в сторону в поисках выхода, хватаются за все сильными,но слепыми руками, трясут, передвигают с места на место, роняют на пол и давятупавшее ногами. Задевают за все, ощупывают каждое и отбрасывают от себя, нетеряя веры и надежды…

Они приучили се слышать слова, страшные своей прямотой исмелостью, но эти слова уже но били ее с той силой, как первый раз, - онанаучилась отталкивать их. И порой за словами, отрицавшими бога, она чувствовалакрепкую веру в него же. Тогда она улыбалась тихой, всепрощающей улыбкой. И хотяРыбин не нравился ей, но уже не возбуждал вражды.

Раз в неделю она носила в тюрьму белье и книги для хохла.Однажды ей дали свидание с ним, и, придя домой, она умиленно рассказывала:

- Он и там - как дома. Со всеми - ласковый, все с ним шутят.Трудно ему, тяжело, а - показать не хочет…

- Так и надо! - заметил Рыбин. - Мы все в горе, как в коже,- горем дышим, горем одеваемся. Хвастать тут нечем. Не у всех замазаны глаза,иные сами их закрывают, - вот! А коли глуп - терпи!..

12

Серый маленький дом Власовых все более и более притягивалвнимание слободки. В этом внимании было много подозрительной осторожности ибессознательной вражды, но зарождалось и доверчивое любопытство. Иногдаприходил какой-то человек и, осторожно оглядываясь, говорил Павлу:

- Ну-ка, брат, ты тут книги читаешь, законы-то известнытебе. Так вот, объясни ты…

И рассказывал Павлу о какой-нибудь несправедливости полицииили администрации фабрики. В сложных случаях Павел давал человеку записку вгород к знакомому адвокату, а когда мог - объяснял дело сам.

Постепенно в людях возникало уважение к молодому серьезномучеловеку, который обо всем говорил просто и смело, глядя на все и все слушая совниманием, которое упрямо рылось в путанице каждого частного случая и всегда,всюду находило какую-то общую, бесконечную нить, тысячами крепких петельсвязывавшую людей.

Особенно поднялся Павел в глазах людей после истории с«болотной копейкой».

За фабрикой, почти окружая ее гнилым кольцом, тянулосьобширное болото, поросшее ельником и березой. Летом оно дышало густыми, желтымииспарениями, и на слободку с него летели тучи комаров, сея лихорадки. Болотопринадлежало фабрике, и новый директор, желая извлечь из него пользу, задумалосушить его, а кстати выбрать торф. Указывая рабочим, что эта мера оздоровитместность и улучшит условия жизни для всех, директор распорядился вычитать изих заработка копейку с рубля на осушение болота.

Рабочие заволновались. Особенно обидело их, что служащие невходили в число плательщиков нового налога.

Павел был болен в субботу, когда вывесили объявлениедиректора о сборе копейки; он не работал и не знал ничего об этом. На другойдень, после обедни, к нему пришли благообразный старик, литейщик Сизов, высокийи злой слесарь Махотин и рассказали ему о решении директора.