Читать книгу "Гордость и гордыня - Джейн Остин"

— Нисколько, — ответила та, — но не сомневайтесь, он намерен нас осудить, и вернее всего мы его разочаруем, если не зададим ни одного вопроса.

Однако мисс Бингли была неспособна хоть в чем-нибудь разочаровать мистера Дарси, а потому продолжала настойчиво спрашивать его, о каких двух причинах он говорил.

— Я нисколько не прочь объяснить, — сказал он, едва она позволила ему произнести хоть слово. — Вы выбрали такой способ скоротать вечер либо потому, что вы задушевные приятельницы и вам надо обсудить какие-то свои секреты, либо вы знаете, что вы, пока прогуливаетесь, выглядите особенно выгодно. Если верно первое, то я могу лишь помешать вам, а если второе, то восхищаться вами мне лучше всего сидя у камина.

— Невыносимо! — вскричала мисс Бингли. — Никогда не слышала ничего возмутительнее. Как нам наказать его за подобные слова?

— Нет ничего легче, если вам этого хочется, — сказала Элизабет. — Нам всем дано наказывать друг друга и выводить из терпения. Поддразнивайте его, поднимите на смех. При вашей короткости вам должно быть известно, как его пронять.

— Но, честное слово, я понятия не имею. Уверяю вас, наша короткость еще не открыла мне этого. Поддразнивать человека такого невозмутимого и находчивого! Нет, нет. Не сомневаюсь, он возьмет над нами верх. A что до смеха, мы, с вашего позволения, не станем смеяться, не найдя к тому повода. Мистер Дарси только поздравит себя с победой!

— Над мистером Дарси не должно смеяться! — воскликнула Элизабет. — Какое редкостное преимущество! Уповаю, оно редкостным и останется. Для меня было бы большой потерей, окажись у меня много подобных знакомых. Я очень люблю посмеяться.

— Мисс Бингли, — сказал он, — приписала мне слишком много. Самые лучшие и самые мудрые из людей… нет, самые мудрые и лучшие их деяния могут быть представлены в смешном свете теми, для кого шутка — главная цель в жизни.

— Бесспорно, такие люди есть, — ответила Элизабет, — но, надеюсь, я к ним не принадлежу. Надеюсь, я никогда не стану высмеивать то, что мудро и прекрасно. Глупость и вздорность, капризы и причуды меня, правда, развлекают. Но, полагаю, вам ничто подобное не свойственно.

— Пожалуй, никто не может быть вполне от них свободен. Но я посвятил жизнь тому, чтобы избегать тех слабостей, из-за которых даже большие умы становятся предметом насмешки.

— Например, тщеславия и гордости?

— Да, тщеславие — это, поистине, слабость. Но гордость при подлинном уме никогда не выйдет из границ.

Элизабет отвернулась, чтобы спрятать улыбку.

— Полагаю, вы кончили изучать мистера Дарси, — сказала мисс Бингли. — И к какому же выводу вы пришли?

— Я полностью убедилась, что мистер Дарси во всех отношениях безупречен. Он сам в этом откровенно признается.

— Нет, — сказал Дарси, — ни на что подобное я не претендую. У меня немало недостатков, но, надеюсь, не в области ума. За свой характер я не смею поручиться. Он, как мне кажется, слишком неуступчив. Во всяком случае, для требований света. Я не умею забывать сумасбродства пороки других так быстро, как следовало бы, не говоря уж об оскорблениях, мне нанесенных. Мои чувства нелегко поддаются попыткам воздействовать на них. Пожалуй, мой характер можно назвать непреклонным. Если кто-то упадет в моем мнении, то навсегда.

— Да, это настоящий недостаток, — сказала Элизабет. — Обидчивая неумолимость портит любой характер. Но вы хорошо выбрали свою слабость. Над ней я не могу посмеяться. От меня вам ничто не грозит.

— Насколько мне кажется, в любой натуре есть склонность к тому или иному пороку — изъян, какого не может исправить никакое воспитание.

— И ваш порок — склонность презирать всех людей.

— A ваш, — ответил он с улыбкой, — намеренно понимать их превратно.

— Может быть, немного музыки? — воскликнула мисс Бингли, утомленная разговором, в котором не принимала участия. — Луиза, ты не рассердишься, если я разбужу мистера Хэрста?

Ее сестра не стала возражать, фортепьяно было открыто, и Дарси, после минутного размышления, это не огорчило. Он все больше чувствовал, насколько опасно оказывать Элизабет слишком много внимания.

Глава 12

C согласия сестры Элизабет на следующее утро написала матери, прося, чтобы за ними прислали карету еще до вечера. Однако миссис Беннет, рассчитывавшая, что ее дочери пробудут в Недерфилде до следующего вторника, что для Джейн означало бы неделю, не желала увидеть их дома раньше. Поэтому ее ответ был не тем, какого ждала Элизабет, которой не терпелось вернуться домой. Миссис Беннет написала им, что раньше вторника прислать за ними карету никак не возможно, а в постскриптуме добавила, что, если мистер Бингли и его сестра будут настаивать, чтобы они погостили у них подольше, она ничего против не имеет. О том, чтобы погостить подольше, Элизабет и подумать не могла, да и не ждала, что такое приглашение последует. Напротив, боясь, что их сочтут навязчивыми, она начала уговаривать Джейн не откладывая попросить мистера Бингли одолжить им карету, и в конце концов они, как и намеревались, решили сказать, что хотели бы покинуть Недерфилд нынче же утром, и спросить о карете. B ответ послышались возражения. Их так настойчиво уговаривали остаться хотя бы до следующего дня, что Джейн не устояла, и отъезд был отложен на завтра. Мисс Бингли тут же пожалела о своей настойчивости, потому что ее ревность и неприязнь к одной сестре далеко превосходили расположение к другой.

Хозяин дома искренне огорчился их скорым отъездом и вновь и вновь пытался убедить мисс Беннет, что для нее это опасно, что она еще не совсем здорова. Но Джейн умела быть твердой, когда знала, что права.

Мистера Дарси их решение обрадовало — Элизабет и так пробыла в Недерфилде слишком долго. Она очаровывала его сильнее, чем ему хотелось бы. Мисс Бингли держалась с ней почти грубо, а его окружала знаками внимания даже больше обычного. Он благоразумно решил особенно тщательно следить, чтобы теперь ничем не вы дать своего восхищения, не выказать ничего, что могло бы внушить ей надежду, будто от нее зависит его счастье; да, это умно. Если такое подозрение возникло, его поведение в течение последнего дня может значительно его подкрепить или же рассеять. Твердо соблюдая это решение, он за всю субботу не сказал ей и десяти слов; и хотя на полчаса они оказались в гостиной одни, он добросовестно сосредоточился на своей книге и даже ни разу не взглянул на Элизабет.

B воскресенье после утренней службы наступило расставание, столь приятное почти для всех. В последние минуты любезность мисс Бингли по отношению к Элизабет необыкновенно возросла, как и ее расположение к Джейн. При прощании, заверив вторую в том, что она всегда будет рада видеть ее в Лонгборне или в Недерфилде, и нежно ее обняв, мисс Бингли даже пожала руку первой, и Элизабет рассталась с недерфилдским обществом в самом веселом расположении духа.

Дома маменька встретила их не слишком ласково. Миссис Беннет не могла понять, зачем они вернулись, сурово осудила их за то, что они доставили столько хлопот, и не сомневалась, что Джейн вновь схватила простуду. Но папенька, хотя и был весьма лаконичен в выражении этого, искренне обрадовался их возвращению, ибо ему очень их недоставало в семейном кругу. Вечерние беседы, когда они собирались вместе, в отсутствии Джейн и Элизабет значительно утратили оживленность и почти всякий смысл.