Читать книгу "Муж на выпасе - Маргарита Южина"

– Ты спалил? – вскинул глаза Тимофей.

– Ну уж! – дернулся Ефимов. – Извини, друг! Но когда твоей жене открыла двери моя мать, я просто не мог Софью пригласить на поминки к живому человеку!!!

– Прости… я тварь, конечно. Но… ничего в голову умного не пришло, – мотнул головой Тимофей. – А зачем она приходила? Проверить – правда или нет?

– Дурак! Она… деньги приносила… – выдохнул Вадим. – Тебе где остановить?

– Да вот здесь и тормозни… водки взять, что ли?

– Лучше на трезвую голову, а то опять… одна дурь в голову полезет… – вздохнул Ефимов и добавил: – Ты… если чего, я могу с книжки снять. Много денег у меня нет, но… сколько есть… это я про сына-то твоего…

Тимофей только молча пожал Вадиму руку.

Домой он поднимался минут пятнадцать, все никак не мог решиться, боялся увидеть глаза Софьи. И как? Как сказать этому человеку, такому близкому, родному… Объяснять… поверит ли?

Боялся зря, Софья сидела на кухне и при его появлении затушила сигарету.

– Проходи, Тима. Будешь есть?

Он, как обычно, прошел в ванную, неторопливо помыл руки, а когда вышел, на столе, тоже как обычно, стояла тарелка с ужином. И все же есть он не мог.

– Кто она? – просто спросила жена.

– Это… – голос от волнения сразу сел. – Это… я еще до тебя, в деревне с ней…

– Та Ольга, про которую ты рассказывал?

Ну да, он рассказывал ей, как влюбился в первый… и, пожалуй, единственный раз. Тогда Соня только весело хохотала и теребила его: «Представляю, какой ты был увалень! Неужели даже домой пригласить не догадался? Бабушка ведь глухая у тебя была!» – «Ха! Это она когда ей надо глухая, а когда такие вещи!..»

– Да, про нее я тебе говорил.

– А… зачем ей нужны какие-то деньги?

– У нее сын… тяжело болен. В Германии сейчас… нужна операция.

– Ее сын? – знала, что спросить, Софья.

– Наш… – будто в омут ухнул Тимофей. И чтобы окончательно прояснить, чтобы не вилять, четко произнес: – Наш с ней сын. Мой тоже. Огрёв Юрий Тимофеевич. Ему уже двадцать шесть…

Соня встала, быстро подошла к окну и снова ухватилась за сигарету.

– Сначала продай дачу, она нам и правда ни к чему, – отрывисто заговорила она. – Потом продай гараж и машину…

– Точно, у нас же еще гараж… я и забыл.

– В последнюю очередь продавай квартиру. Сначала меняй на меньшую, а потом уже… Деньги сейчас обесцениваются, а… парню нужно еще после операции восстанавливаться. Тоже деньги…

– А… ты? – осмелился поднять на нее глаза Тимофей.

– Я сегодня перееду к Ане, ты же знаешь, там не занято, а потом… в конце концов, там двушка, места хватит. Да и Анечке сейчас она ни к чему… потом подашь на развод. Ну или… сейчас можно, одно другому не мешает.

– Но… на развод… а может быть… – он ненавидел себя в этот момент! Просто был себе омерзителен! Но… но он на самом деле вдруг понял, что не хочет! Не может отпустить эту женщину! Он смотрел на нее и видел эту ее бледность… а ведь накрасилась сегодня, ей это так идет… и шея у нее тонкая, и пальцы такие… и глаза… постоянно какие-то лукавые, смешливые… Как же он без них? Он просто не сможет без нее жить! Черт ее знает, что там называют любовью, но вот… не сможет, как люди не могут без воды, как без воздуха, как… Ни один еще человек не клялся в любви к воде! Но без нее просто погибает. Вот и Соня сейчас вдруг оказалась такой… водой…

– Соня! А если…

– Тим, здесь нельзя мямлить, судить и рядить. Сейчас надо действовать так! – отрезала все его попытки жена. – И потом… мне тоже надо… меня твой друг Вадим… он меня пригласил сегодня в ресторан, чтобы… ну чтобы как-то отвлечься. Так что… извини.

Она знала его до кончиков ногтей. Знала его мысли, чувствовала его кожей… и умудрилась оставить Тимофея благородным и оскорбленным. Он это тоже понимал прекрасно – они научились друг друга понимать.

Он поднялся, чтобы закрыть за ней двери, и не удержался – схватился за большую, заранее приготовленную Соней сумку.

– Погоди, я так не могу…

– Все. Вам надо сына поднять, – отдернула она свою руку и быстро вышла.

Он вернулся в кухню, уткнулся лбом в кулаки и просидел… да что он – смотрел, что ли, сколько он там просидел! Ему было тяжко. Очень тяжко. И сотовый телефон, который вдруг резко запиликал, он даже не хотел брать, но…

Это звонила Ольга.

– Тим, ну ты сегодня во сколько? – звенел ее голос счастливыми нотками. – У меня уже все готово. И потом – я прямо вся с ума схожу, надо ж про дачу переговорить, я по телефону ничего не поняла.

– Я еду, – выдохнул Тимофей и поднялся.

Хорош ныть, ему надо теперь действовать. Продаст дачу, будут деньги, а потом… да. Надо еще про работу спросить – когда там этот шеф нагуляется?

Ольга встретила его в новом шикарном пеньюаре. Кругом торчали какие-то рюшечки, кружавчики, соблазнительное декольте… правда, все это как-то не совсем вязалось с убогой обстановкой, да и настроение у Тима было вовсе даже не кружевное, но любимая совсем этого не замечала.

– Ну как тебе мой наряд? Это я специально для тебя. Вот смотри, здесь вот такая вязочка, потом за нее потянешь… – хитро лопотала она, томно мурлыкая.

– Оль, у тебя выпить что-нибудь есть? – перебил ее Тимофей.

– Выпить? А вино подойдет? Погоди-ка… у меня тут с прошлого раза немного коньяка осталось, тебе хватит? – засуетилась хозяйка. – Давай за стол, у меня и пироги есть! С морковью, как ты любишь.

– Оля, я никогда не ем пироги с морковкой, – негромко, но четко произнес Тимофей. – Не переношу. Извини.

– Ну тогда… а у меня еще картошка жареная, будешь?

Она накрыла на стол, уселась напротив Тимофея и стала ждать – ее интересовала дача. Тимофей это видел, поэтому махнул две стопки коньяка и сразу же Ольгу успокоил:

– Дачу можно продавать. Я все сказал жене.

– Представляю, как она визжала, да? – распахнула накрашенные глазищи Ольга. – Бедный мой, что ты перенес! Ты ей прямо сейчас сказал, да? Поэтому задержался? Да я не ругаюсь, я ж понимаю – сопли, слезы…

Тимофей отложил вилку и сурово взглянул в глаза любовнице:

– Никаких слез не было. Соня все знает. Она сама предложила продать дачу, потом гараж, а квартиру предложила по частям.

– Зачем это? – вытаращилась Ольга. – Ну нормально!!! А сколько я здесь торчать буду? Мне ж надо… мне ж надо к сыну! Поднимать его!

Тимофей с раздражением смотрел, как трясутся кружавчики на слишком открытой груди, и вдруг подумал: а вот Софья так же пеклась бы о наряде, если бы, не приведи господи, что-нибудь подобное случилось с Анечкой? Даже представить трудно. Нет, ее нельзя было назвать пуританкой, но… в критических ситуациях она о себе не помнила никогда.