Читать книгу "Соперница с обложки - Галина Владимировна Романова"

– Дмитриев, ты еще дома?

Это Санчес звонил на домашний с глупым вопросом. В миру – Александр Иванович Давыдов. Ему Дмитриев пока доверял, хотя и ругался с ним неоднократно из-за небрежности молодого холостого шалопая.

– Нет, это автоответчик, господин Давыдов, – сострил Андрей, готовясь к нехорошим новостям. – Можете оставить свое идиотское сообщение после звукового сигнала. Пии-иип! Пошел говорить, Санчес, не тяни время, пленка кончается.

– Шутишь? – удивился Саша. – Это хорошо.

– Что там?

– На работу ехать не надо, Димыч. – Саша протяжно зевнул в трубку. – Ехать надо сразу до «Октавы». Там у них что-то стряслось, только что звонили в дежурку.

– А чего мне туда ехать, если «Октава» эта всего через дом от меня?

– Потому и звоню. Давай выходи.

– А ты где?

– У подъезда, голубей твоих дворовых гоняю. Жирные, сволочи…

– А звонишь с какого телефона?

– С мобильного.

– А чего не на мобильный тогда? – Во всем вот он был таким дотошным, будто время не поджимало.

– Так твой мобильный Светка на работу уволокла. – Давыдов снова зевнул. – Перепутала, говорит, как всегда. Смотри, Димыч, спалишься когда-нибудь.

– Чего мне палиться-то? – Прижав трубку щекой, Дмитриев полез на вешалку за курткой. – У меня от жены секретов нет.

– Честный ты у нас, наслышан! – беззлобно фыркнул Давыдов.

– Да иди ты! – разозлился Андрей не на Давыдова, нет, а на то, что левой рукой третий раз промахнулся мимо рукава. – Плохо быть честным?

– Хорошо, что ли! – с ленцой начал травить его Давыдов.

Он постоянно это проделывал от скуки и для того, чтобы сонливость с себя согнать, Андрей ведь рассвирепеет, станет орать, а то и грозить увольнением. А куда ему было идти, если он не инженер, не техник и не строитель? Он вот психологом был хорошим и включать мозги мог в общении с преступным миром так, что дух захватывало. И сколько раз его версии, казавшиеся поначалу бредовыми, находили потом подтверждение.

– Шел бы ты в психоаналитики, Санчес, – не раз советовал ему Пашка, который недавно уволился и стал работать охранником в банке. – Такое бабло платят!

– И чего хорошего в тех психоаналитиках? – недоумевал Давыдов.

– А чего плохого-то? Отсидишь час перед истеричкой какой-нибудь, с пониманием покиваешь и конверт получишь. И ей хорошо от твоих умных дельных советов, и тебе неплохо.

– А если ко мне на прием какой-нибудь педофил заявится и станет рассказывать мне о своих фантазиях! – не соглашался Александр. – В этом случае мне что делать?

– Слушать, Саша, только слушать, – стучал его по плечу Пашка.

– Щас! Слушать я стану, как он в мечтах своих извращается! Я ему зубы выбью и только!..

– А что, честным у нас не принято быть? – принял подачу Дмитриев.

Настроение у него сегодня с утра было бойцовское, понимаешь. Светка сначала раздразнила, потом рука в рукав куртки не попадала, теперь вот коллега достает, чтобы встряхнуться. Сейчас он его встряхнет.

– Честным-то? – Давыдов хихикнул, поняв, что Андрей на взводе. – Дураки они все, Димыч, честные-то! Дураки и нищие.

– А как же ты мне поумнеть-то посоветуешь, дружок?! – скрипнул зубами Дмитриев.

Знал ведь, что Саша специально его доводит, а все равно не смог сдержаться. Слишком сильно затрагивала его эта тема, слишком больно царапала.

– А вот, помнишь, мы с тобой в квартире убитого банкира были? Помнишь?

– Помню, – не сразу понял Андрей, куда Саша клонит. – И что?

– А то! Ты нашел в его столе пачку долларовых купюр? Нашел. Мог ведь ее в карман себе засунуть? Запросто! И не узнал бы никто и никогда, что те деньги там лежали, потому что о них ни одна живая душа не знала. Ты бы вот взял эти бабки и со мной поделился бы. А что ты вместо этого сделал, идиот?

– Да ладно тебе.

Теперь ложка для обуви куда-то запропастилась, и Дмитриеву пришлось мять задники на ботинках, а он не любил неопрятности. И снова начал злиться.

– А ты вместо этого их в вещдоки занес. И кому от этого хорошо стало? Банкир так убитым и остался. Семья его богаче не стала, потому что он все любовнице по завещанию оставил. И ведь любовница не поимела ничего, потому что сама убийцей банкира оказалась. Кто выиграл, Андрюша?..

– Да иди ты!

Он наконец полностью оделся и готов был уже выйти из квартиры, но для этого нужно было положить трубку, а Саша будто и не собирался заканчивать разговор.

– Слушай, ты деньги-то корпоративные не пали, милый. Твою распечатку проверят, и по шее получишь.

– Так ты проверять-то станешь.

– И что? Я не могу тебе по шее навалять?

– Ты можешь. Еще как можешь! Ладно, спускайся, жду, – вздохнул напоследок Саша и отключился.

Давыдов лифта не дождался. Не стал без конца теребить кнопку, пошел с шестого этажа пешком. Разомнется, а заодно и подумает, с чего это Санчес с утра про те деньги банкирские вспомнил. Не просто же так разговор завел, ясно, что не просто. Что-то случилось.

Коллега перед его подъездом пинал облупившимся носом старых кожаных туфель небольшой камешек и на него совсем не смотрел. То ли расстроен чем был, то ли озабочен, а то ли просто не выспался с одной из своих подружек. Кудрявую черную шевелюру, из-за которой, собственно, он и получил свое прозвище, трепал ветер. Опять не подстригся, стервец! Снова на построении они выговор на отдел получат. Что ты будешь с ним делать!

– Пошли, что ли? – ткнул Дмитриев коллегу локтем в бок.

– Пошли, – согласно кивнул тот, снова глядя мимо Андрея. – Куда сворачивать?

– Никуда, все время прямо. Что там у них?

– Хозяйка и начальница в одном лице будто бы пропала.

– Куда пропала?

– Знали бы, нас не звали, – огрызнулся Санчес. – В кабинете кровь. Дома ее нет. Все на своих местах.

– И дочери нет?

– И дочери нет.

– Занятно… – Дмитриев помолчал, потом снова ткнул коллегу локтем: – Чего про бабки те вспомнил, Саш?

– Да так, – тот неуверенно пожал плечами.

– Ну! Чего темнишь?

– Я, что ли?! – возмутился Давыдов. – Эти двое темнят-то, я, что ли! Совсем распоясались, сволочи!

– Ты про Михалева и Минина?

– А про кого же! – Желваки под плохо выбритыми щеками Александра Ивановича заходили. – Представляешь, вчера вечером выхожу со службы, мне наперерез девчонка одна. Так, свистушка лет пятнадцати. Я растерялся, а она: мне поговорить, мол, с вами надо. По очень важному вопросу.