Читать книгу "Лучший телохранитель – ложь - Стив Мартини"

— А какое отношение это имеет ко мне? Я не выходила из дома тем путем. Я вышла через гараж, под задней лестницей. Мне пришлось воспользоваться пультом из машины Эмерсона, чтобы открыть дверь.

— А как мы можем доказать это?

— Отпечатки моих пальцев. Они должны были остаться на двери гаража.

— К сожалению, ваши отпечатки можно найти по всему дому, — сказал Гарри, — ведь вы там жили несколько недель. Даже если бы мы нашли ваши отпечатки на задней двери, мы не смогли бы доказать, когда именно они были оставлены на этом месте. Это могло случиться и в ту ночь, и за две недели до этого.

Можно было заметить, как надежда умирала в Катиных глазах. Затем следующая вспышка.

— Пульт, — сказала она, — тот, что от двери напротив. Я выбросила его в кустах у дороги. Мы можем его найти. Это докажет то, что я была в гараже и в машине.

— Даже если мы его найдем, единственное, что мы сможем доказать этим, будет то, что вы действительно вышли из дома через гараж, — сказал Гарри.

Как и я, Гарри знает, что теория событий, последовавших за убийством, не всегда вписывается в жесткие рамки. Она в высшей степени пластична и дает преступнику целый ряд путей, следуя по которым он может попытаться избежать наказания. У обвинения сейчас уже возникли проблемы с уликами. И дело не только в орудии убийства — кухонном ноже, который, очистив, положили на видном месте, чтобы его там обнаружили. На передней двери не нашли отпечатков пальцев, только кровавые пятна у дверной ручки. И это вовсе не редкость для мест совершения кровавых преступлений. Даже в безумном стремительном бегстве преступники очень редко оставляют за собой четко различимые отпечатки. Это скорее исключение, чем правило.

И самое худшее. На теле Эмерсона Пайка были обнаружены две большие раны: одна из них, та, что на спине, и стала смертельной, вызвав шок и обильное кровотечение. Проблемой была вторая рана. Гарри пытался объяснить это Кате, похоже ошеломленной набором деталей, каждая из которых после движения по зловещему кругу неизменно указывала на нее как на виновную.

— Вторая рана, — объяснял Гарри, — нанесена уже после смерти, когда Пайк был уже фактически мертв. В полиции считают, что причиной ее нанесения стало состояние ярости, в котором пребывал убийца.

— Я не понимаю, — пробормотала девушка.

— Им нужно будет как-то объяснить присяжным, почему кто-то продолжал наносить удары ножом уже мертвому человеку.

— Это отвратительно. Тот, кто это сделал, просто loco, сумасшедший.

— Можно было бы надеяться на это, но вряд ли судья удовлетворится таким объяснением, — заявил Гарри, — они могут отнести это на счет ярости или адской ненависти, но факт сумасшествия придется доказывать нам. Наиболее вероятно то, что психиатры будут трактовать это как попытку отправить послание мертвецу, оставив торчать в его груди одну из самых любимых игрушек Пайка.

Гарри дал ей некоторое время переварить услышанное. Он молча стоял, наблюдая за ней, ожидая, не треснет ли ее защита, не выдаст ли она чем-то себя, услышав эти слова.

Она покачала головой и пожала плечами:

— Como se dice? Как перевести это слово?

— Психиатр, — пояснил я.

— Доктор, который лечит головы, — уточнил Гарри. — Вы должны понимать, что полиция обязательно пригласит одного из них в качестве свидетеля.

— Да. Я понимаю.

— Он может заявить присяжным, что, по его мнению, вторая рана явилась попыткой направить яростное послание Эмерсону Пайку уже после его смерти, как бы обвиняя его в том, что у него было слишком много денег. Что, возможно, убитый недостаточно делился ими со своим убийцей.

Она сидела, сдвинув брови, с растерянным выражением на лице. Даже если Гарри удалось затронуть в ней какие-то чувствительные точки, этого совсем не было заметно.

— Вы ничего не хотите нам сказать? — снова спросил Гарри.

Она помотала головой и посмотрела на меня.

— Ладно. — Гарри испустил тяжелый вздох. — Оружие, которое полиция извлекла из груди Эмерсона Пайка, представляет собой очень дорогой кинжал. Кстати, он использовал его для того, чтобы вскрывать конверты с почтой.

После этого лицо Кати просветлело.

— Да, я помню его. Он лежал на столе.

— Именно там вы видели его в последний раз? На столе?

— Да. — Но когда она сказала это, ее лицо снова помрачнело.

— На рукоятке кинжала полиция обнаружила несколько полустертых отпечатков пальцев, — сообщил Гарри, — догадываетесь чьих?

— Нет. Нет-нет. — Катя посмотрела безумным взглядом сначала на Гарри, а потом снова на меня. Она повторила слово «нет» много раз, как будто одного этого было достаточно для того, чтобы опровергнуть улики в виде кинжала и отпечатков пальцев на нем. Несколько секунд казалось, что она пытается восстановить дыхание. Одну руку она держала на уровне живота, как будто Гарри каждым своим словом заставлял ее легкие сжиматься и будто кузнечными мехами откачивал оттуда по унции воздуха.

— С вами все в порядке? — спросил я.

— Пожалуйста, я могу все объяснить. — Она подалась вперед и коснулась руки Гарри. Он отступил назад, за ее стул. — Вы все неправильно поняли. Послушайте меня, пожалуйста.

За тридцать лет адвокатской практики Гарри приходилось выслушивать всякое. Так почему бы не попробовать и сейчас?

— Да, продолжайте, пожалуйста.

— Да, действительно, я брала его в руки. Мне надо было сказать вам. Но я забыла.

— Кинжал? — переспросил Гарри.

— Да. Но это не то, о чем вы думаете. Я брала его, чтобы положить сверху на записку. Я говорила вам об этом, помните? В ту ночь я написала Эмерсону короткую записку, в которой говорила, что беру монеты, и просила не преследовать меня.

— Да.

— Я оставила ту записку на столе у Эмерсона в студии. Я взяла кинжал — он лежал на столе, — положила его сверху на записку, чтобы зафиксировать ее. Чтобы он точно ее увидел. Вот и все.

— Как пресс-папье.

— Да. — Она чуть из кожи не выпрыгнула, указывая на меня, когда я произнес это слово. — Совершенно точно. Я использовала его вместо пресс-папье. Вы понимаете? Вот так там оказались отпечатки моих пальцев.

Вы понимаете? — Девушка умоляюще посмотрела сначала на меня, потом снова на Гарри. — Вы ведь верите мне?

Гарри ненадолго задумался. Он остановил на ней долгий пристальный взгляд, от которого, должно быть, Катя чувствовала себя не в своей тарелке. Потом взглянул на меня поверх очков:

— Ну, что ты об этом думаешь? — Прежде чем я успел что-то сказать, Гарри сам сделал это за меня: — Пресс-папье для несуществующей записки, которую якобы кто-то оставил на месте преступления, но которую копы так и не нашли. — Он посмотрел на девушку с сардонической улыбкой: — Имеете ли вы представление о том, как поступили бы полицейские, если бы вы сказали им об этом в день своего ареста?