Читать книгу "Самые веселые завийральные истории - Юрий Вийра"

— И дедушка топал?

— Не отставал. И меня за руку тащил. Между прочим, он был в нашем районе лучшим пимокатом. Так в Сибири называются мастера, которые делают валенки. Настоящие валенки должны быть легкими и упругими. Знаешь, как проверяют валенки? Бросают об пол. Хороший валенок должен подпрыгнуть несколько раз. Дедушкины валенки скакали целый день. В избу нельзя было войти. Скачут валенки и скачут. Мы их наволочками ловили.

— А до Бориса-то вы добрались?

— Добрались. А на следующий день я впервые прокатился на лифте. Вот страха натерпелся!

— Папа, но ты же ни капельки не боишься, когда ездишь со мной?!

— Ну, с тобой мне ничего не страшно. Ты же меня защитишь. Правда?

— Защищу… Папа, если честно, я тоже иногда боюсь ездить в лифте, особенно одна.

— Я это сегодня утром заметил. Лифт стоял на нашем этаже открытый, двери заело, и ты топталась перед ним, не решаясь войти. Не бойся, входи и нажимай кнопку нужного тебе этажа — двери закроются. А можно их закрыть и не входя. Просунь в кабину руку и нажми на любую кнопку — они тоже закроются. Но при этом надо успеть отдернуть руку, иначе двери могут ее прищемить. Это еще полбеды. А если лифт поедет и потащит руку за собой?! Со мной однажды такое случилось. Ты тогда была совсем маленькой и, конечно, этого не помнишь. Мое счастье, что я отправил лифт не далеко, с восьмого этажа на пятый. Он ехал, а рука все вытягивалась и вытягивалась. На пятом этаже двери наконец раздвинулись. В ту же секунду кто-то завизжал на весь дом. Это кричала мама Филиппа — в лифте ей привиделась волосатая рука. А мы с тобой весь вечер играли в прятки. Ты пряталась, а я искал. Сидел на кухне, пил чай с баранками, а моя трехэтажная рука ползла из комнаты в комнату, как удав. Когда она оказывалась совсем близко, ты не могла сдержать смеха, а я тебя хватал и щекотал. К утру рука стянулась и стала почти такой, как другая. Вот посмотри: правая чуть длиннее, сантиметра на два… Видишь?

— Да, вижу. Бедный папа! У тебя и правый глаз в два раза больше. Ты в лифт не заглядывал, когда на кнопку нажимал?

О скромности и законах физики

— Папа, ты скромный?

— Скромный. Не кричу на каждом углу, что я гениальный писатель.

— А зря. Надо кричать. Как же люди узнают, что ты гений?

— Я не говорил, что я не кричу. Я сказал, что кричу не на каждом углу. Сколько домов от нашего дома до станции метро «Таганская», если считать правую сторону улицы?

— Не знаю. Штук пятнадцать.

— Ты попала в самую точку — ровно пятнадцать. Пятнадцать домов и, соответственно, тридцать углов. Я прокричал у каждого десятого угла: на остановке троллейбуса, у памятника Радищеву и у входа в метро.

— Когда это было?

— Перед Новым годом, тридцать первого декабря.

— И тебя санитары не забрали?

— Нет. На остановке не было ни души, у памятника влюбленная парочка играла в снежки, они даже не оглянулись.

— Скажешь, и у метро никого не было?!

— Было. Тьма-тьмущая. А после того, когда я загородил вход и закричал, стало еще больше.

— И они вызвали «скорую помощь»?

— Да, пригрозили вызвать. Я возмутился: «Почему только „скорую“?! Вызывайте милицию, пожарников!» Увы, пожарники так и не прибыли.

— А зачем тебе потребовались пожарники?

— Как зачем?! Они бы приехали на пожарной машине, выдвинули свои длинные лестницы; я забрался бы на самый верх и прокричал в мегафон: «Я гениальный писатель!»

— А у тебя был мегафон?

— Нет, мегафон я одолжил бы у Синицына.

— Какого Синицына? А, это наш участковый! Ты его сделал героем своих сказок.

— Да. И территория перед входом в метро «Таганская» тоже входит в участок Синицына. Он пробрался сквозь толпу и пожал мне руку. Потом достал из-за пазухи видавший виды том «Подвигов Юрия Борисовича» — майор носит мою книгу вместо бронежилета, и она уже трижды спасала ему жизнь: бандитские пули застревали между семьдесят пятой и семьдесят восьмой страницами. Синицын включил мегафон, открыл книгу и с выражением прочитал первую главу. Затем обратился к народу: «Разве это не гениально?» Толпа разразилась аплодисментами: «Гений! Качать его». Люди подхватили меня и Синицына и стали подбрасывать.

— А Синицына за что?

— За компанию. Потом качали санитаров «скорой помощи». Они оказались чемпионами Москвы по бегу с носилками. Санитары тут же доказали, на что они способны: обежали Таганскую площадь с пустыми носилками за двенадцать минут, а с нагруженными — за девять. Роль больного исполнял грузный Синицын.

— Что-что?! С нагруженными носилками они бежали быстрее, чем налегке? Но это невозможно!

— Возможно. Во-первых, их подстегивал профессиональный долг — куда торопиться, если на носилках никого нет? Во-вторых, здесь, по-видимому, вступил в действие закон Диккенса и Робсона. Я не помню точно, как этот закон физики формулируется, но смысл в том, что при сложении времени в минутах результат может получится не такой, как положено, а несколько меньше. Посчитай сама. От метро до универсама санитары добежали за две минуты, от универсама до Больших Каменщиков — за три минуты, от Каменщиков до магазина «Нумизмат» — за полторы минуты и от «Нумизмата» до метро — за три с половиной. Сколько получилось?

— Кажется, десять.

— Точно. А секундомер показал девять. Кстати, этот закон имеет отношение и к школьным оценкам по физике. Ты мне всю прошлую четверть говорила, что получала четверки, а за четверть вышла тройка…

— Папа, между прочим: завтра у нас годовая контрольная по физике. Я хотела подготовиться, а ты меня отвлекаешь своими разговорами. Лучше приготовь мне на ужин горячие бутерброды в духовке, а я пока видик посмотрю. Кстати, писателя Диккенса я знаю, он написал мамины любимые «Записки Пиквикского клуба». А кто такой Робсон?

— Был такой негритянский певец, Поль Робсон.

— Ясно. Можешь делать бутерброды.

О нашем памятнике

— Папа, здесь нет моего дня рождения?!

— А что ты читаешь?

— Газету «Вечерний клуб». Тут напечатан календарь главных событий двадцатого века.

— Понимаешь, журналисты могут ошибаться и принимать второстепенные события за главные, и наоборот. Я уверен, лет через двадцать во всех календарях будет и твой день рождения, и фотография моего памятника в Москве. О, у меня мелькнула прекрасная мысль! Знаешь, где есть место для этого памятника? В сквере на Таганской площади.

— Это где на столбе вертится реклама кока-колы?

— Точно.

— И какой ты хочешь для себя памятник?

— Мне нравятся конные статуи.

— Что значит конные?