Читать книгу "Волчица советника - Елена Литвиненко"

— Ого, — уважительно покосилась я на него, — можно, запишу? — и пригнулась, уворачиваясь от подзатыльника.

— Только попробуй, — пригрозил строгий старший брат. — Рот с мылом вымою.

И ведь вымоет же, я однажды рискнула…

— Знаешь, я одного не понимаю. Где гордость этой Брайаны? — я задумчиво водила пальцем по оконной раме, прослеживая древесный узор. — Я ведь не в первый раз ее выгоняю! Но она возвращается и делает вид, что ни-че-го не было! Совсем ничего! А ты даже половины того, что я ей наговорила, не слышал!.. Нет, погоди, — подняла я ладонь, не давая себя перебить. — Я понимаю, что, пока не надоем графу, ну или пока он не женится, буду центром местной светской жизни. Я помню, что Галия постоянно ссужала этой девице деньги, я знаю, что закладные на две трети земель ее отца — у Йарры, но… Я бы удавилась, но к смеску на поклон не пошла!

— Это не у нее гордости нет, это у тебя грех гордыни, — дернул меня за вихры Тим. — И откуда только!

— С кем поведешься…

— У меня столько нет, — фиглярски вывернул карманы Тимар.

Далеко впереди снова запылила дорога.

— Как думаешь, это ко мне или к тебе?

— Ставлю на тебя, — Тим положил медяшку на подоконник. И выиграл.

— Тьфу! Достали!.. Знаешь что? Гони-ка ты их в шею! Леди-шлюха ушла наводить красоту для Его Сиятельства, чтоб его лихоманка хватила!

— Лира!

— Что «Лира»?.. Я уже почти семнадцать лет как Лира! А если эта Брайана снова появится, я на нее собак спущу! Или каменных пауков!.. Шучу, — соврала я, успокаивая Тимара.

Сама я успокаивалась на тренировках. Отличное, знаете ли, средство — представить вместо мишени или мешка с песком графа, и бить, бить, бить, пока не останется ни сил, ни связных мыслей в голове.

Самум больше не приходил. Я старалась, распаляла себя, пытаясь вызвать бурю, надеясь, что с ее помощью избавлюсь от графа — не станет же он стражу звать, в самом деле! У него ведь тоже грех гордыни! Но ничего не получалось. Совсем ничего — только большие грустные глаза песчаных духов, свист ветра в барханах и виноватое позвякивание бубенцов.

Потом я увидела тренировочный зал Йарры и поняла, что до уровня Сиятельного гада не дорасту никогда. И заниматься в его личном филиале ада не стану, ибо жить хочу, а горящая смола, сюрикены, беспорядочно летящие стрелы и вооруженные реальным оружием фантомы этому отнюдь не способствуют.

В итоге я оккупировала один из пустующих залов в гостевом крыле.

Большая светлая комната с высокими окнами, зеркальная стена, гладкий камень пола, нагревающийся от солнечных лучей. Под моим чутким руководством слуги сняли тяжелую люстру и повесили на ее крюк мешок с песком, расставили макивары вдоль стен, принесли несколько матрасов — отрабатывать кувырки на них гораздо удобнее. И поваляться можно, да.

Стреляла я по-прежнему на плацу, работала на выносливость на полосе препятствий, бегала вместе с солдатами вокруг турнирного поля. Не совсем вместе, конечно. Они — кучкой, я сама по себе. Но иногда, обгоняя десяток новичков во второй или третий раз, я слышала их капитана:

— Вашу мать, ногами шевелите, балеринки ярмарочные!

И улыбалась.

А бой со степным варваром, назвавшим меня хозяйской девкой, закончился позорной ничьей. Я прыгала вокруг него, как собачонка вокруг слона, но пробить эту гору мышц так и не смогла. Я злилась, краснела, шипела ругательства, и точка равновесия, сланцевый столб караванной тропы моей пустыни, розовела, вихрилась алой мутью, будто в стакан упала капля крови. Но… варвар оказался умнее меня — сделал шаг назад и, бросив щит и деревянный меч, опустился на одно колено:

— Простите меня, маленькая госпожа.

Помню оглушающую тишину во дворе и шум собственной крови в ушах, колющую боль в отбитой об варвара ноге и склоненную мужскую голову с десятками косичек, свисающих почти до самой земли. И — собственную ладонь, когда я, неосознанно подражая Йарре, протянула варвару руку. А он, вместо того чтобы встать, поцеловал ее и прижал костяшками ко лбу:

— Мое имя Сэли, госпожа. Позвольте служить вам.

— …Ну и что ты с ним делать будешь, а? — бушевал под дверью ванной Тимар, пока я грелась в горячей воде, укрытой слоем душистой пены. — Зачем тебе этот гризли?

— Гризли — в горах, а он степняк. Значит — бизон, — сумничала я.

— Да хоть стрекозел! — рявкнул Тим. — Зачем?

— Чтобы был!

— Под спальней караул нести? Или блох из пантеры вычесывать? А как к этому граф отнесется, ты подумала?

— Нет… — притихла я.

Самое забавное, что «не подумала» я еще дважды, буквально на следующее утро, когда на поклон притащились избитые мной наемники — Кайн и Дирк. Это было настолько неожиданно, что я лишь ошалело кивнула, принимая их присягу. Магическую. Йарре такую только Тимар и Сибилл дали.

— Я же чуть не убила Кайна, Тим… Почему они хотят служить мне?

— А почему пес ластится к хозяину, несмотря на пинки и побои?

Не знаю. Никогда не понимала собачьей преданности. Верность — понимала. А глупую преданность…

Так и не придумав, чем занять своих «рыцарей», я отдала их под начало капитана стражи. Как и остальные солдаты, они участвовали в патрулировании дорог и охране замка, в рейдах по уничтожению нечисти и сопровождали гостей и торговцев. Вот только платила я им из своего кармана, и в дни ежемесячных расчетов ругала себя последними словами. Мысленно, само собой. Не признавать же вслух, что эта троица мне — как репьи на собачьем хвосте.

А вообще, знатная у меня свита получилась — горная пантера, степной варвар и два скудоумных головореза. И если от Сэли еще был толк — поставишь его за спиной, принимая гостей, и почтительность увеличивается сразу втрое, хотя, казалось бы, куда уж больше, — то от братьев-наемников был шум и время от времени драки в трактирах. Честно говоря, я была уверена, что граф их выгонит.

Прошел июль, и я наконец-то втиснула свою жизнь в прежнюю колею. Как в ссохшиеся сапоги — со скрипом, с кровавыми мозолями, с проклятиями и болью, от которой хочется выть.

Но смогла.

Сначала стало легче дышать. Хорошо помню тот вечер — с гор спускалась гроза, и свежий ветер разогнал духоту долины. Хлопали флаги и штандарты на башнях, срывались с веревок развешанные для просушки простыни, низко, почти цепляя землю, летали ласточки и стрижи, а я стояла у распахнутого окна и жадно пила влажный, вкусный, насыщенный запахами мокрого дерева, земли и почему-то гречишного меда воздух. И вдруг поняла, что ДЫШУ, что тяжести, давившей на грудь с того проклятого вечера в Эйльре, больше нет.

Я тогда всю ночь просидела в Северной башне, наблюдала, как взрываются верхушки гор от бьющих в них молний, как беснуется, превращаясь в реку, ручей, отводящий лишнюю воду изо рва, как ветер безумным куафером расчесывает травы на лугу, начинающемся у замковых стен. Я смотрела и дышала. И боялась уснуть — мне казалось, что если закрою глаза, то начну задыхаться. Глупо, наверное. Но…