Читать книгу "Сверхчувствительная натура. Как преуспеть в безумном мире - Элейн Эйрон"

Полезно знать, что в тех культурах, где наша черта ценится выше, – например, в Японии, Швеции и Китае, – исследования приобретают другой характер. К примеру, японские психологи, по-видимому, ожидают от сверхчувствительных участников экспериментов более высоких результатов и получают их. При изучении стресса японские психологи видят больше недостатков в том, как справляется со стрессом группа не-СЧЛ. Однако бессмысленно винить психологию, свойственную нашей культуре, или наших исследователей, движимых лучшими намерениями. Они делают то, что могут.

«Королевские советники» и «государи-воины»

Так или иначе, мир постепенно берут под контроль агрессивные культуры, предпочитающие смотреть вдаль, расширяться, соперничать и побеждать. Это происходит потому, что при вступлении культур в контакт более воинственные из них естественным образом одерживают верх.

Как мы очутились в такой ситуации? Для большинства стран мира история началась в азиатских степях, где зародилась индоевропейская культура. Кочующие всадники выживали за счет увеличения поголовья лошадей и крупного рогатого скота, главным образом благодаря тому, что отнимали стада и земли у других народов. Примерно 7 тысяч лет назад они проникли в Европу, позднее достигли Ближнего Востока и Южной Азии. До их прибытия в этих местах почти или совсем не было доминирования одного класса над другим. Вновь прибывшие сделали слугами или рабами местных жителей, не имевших лошадей, построили обнесенные крепостными стенами города, в которых можно было мирно жить, и занялись расширением своих государств или империй с помощью войн и торговли.

В индоевропейских культурах, жизнь которых была особенно благополучной и продолжалась дольше остальных, управление всегда осуществляли два класса: «государи-воины» и уравновешивающие их светские или духовные «советники». Индоевропейские культуры преуспевали. Полмира говорит на индоевропейских языках, а значит, не может не думать «на индоевропейский манер». Экспансия, свобода, слава – это хорошо. Все перечисленное – ценности «государей-воинов».

Но для выживания агрессивному обществу всегда необходим класс священников, судей, советников. Он уравновешивает «государей» и «воинов» (как Верховный суд США – президента и подчиненные ему вооруженные силы). Эта группа ведет себя более вдумчиво, зачастую обуздывая порывы «государей-воинов». Поскольку «советники» по большей части оказываются правыми, их уважают как наставников, летописцев, ученых, преподавателей и блюстителей правосудия. К примеру, им хватает дальновидности, чтобы заботиться о благополучии простого народа, от которого зависит общество, – о тех, кто обеспечивает общество пищей и растит детей. «Советники» предостерегают против ведения опрометчивых войн и нерационального использования земель.

Словом, влиятельный класс «королевских советников» настаивает на необходимости остановиться и задуматься. И, как мне кажется, с большим успехом в нынешние времена уводит обширную и удивительную энергию общества от агрессии и доминирования. Этой энергии находится лучшее применение – изобретения, исследования, спасение планеты, защита слабых и обделенных.

СЧЛ свойственно брать на себя роль «советников». Мы, СЧЛ, – писатели, историки, философы, судьи, художники, исследователи, богословы, психотерапевты, учителя, родители и просто сознательные граждане. В любую из перечисленных ролей мы привносим склонность всесторонне обдумывать все возможные последствия той или иной идеи. Зачастую мы вынуждены жертвовать своей популярностью, оберегая большинство от слишком поспешных действий. Таким образом, чтобы успешно справляться со своей ролью, мы должны хорошо относиться к самим себе. Нам приходится пропускать мимо ушей все заявления «воинов» о том, что мы хуже, чем они. У дерзкого стиля «воинов» есть свои преимущества. Но и у нас имеется свой стиль, и мы тоже способны внести свой важный вклад в жизнь общества.

История Чарлза

Среди СЧЛ, с которыми я беседовала, Чарлз был одним из немногих, кто всегда знал о своей сверхчувствительности и ценил ее. Необычное детство Чарлза и последствия его – наглядный пример того, как важны самооценка и влияние культуры.

Сейчас Чарлз счастливо женат во второй раз, у него хорошо оплачиваемая работа, его научная карьера сложилась на редкость удачно, и он получил грант. В свободное время Чарлз – превосходный пианист. И он глубоко убежден, что этих даров более чем достаточно, чтобы придавать смысл его жизни. Узнав обо всем этом в начале беседы, я, естественно, заинтересовалась предысторией.

Вот первые воспоминания Чарлза (я всегда спрашиваю об этом во время беседы: несмотря на все неточности, эти воспоминания обычно задают тон или служат лейтмотивом всей жизни): он стоит на тротуаре позади толпы, восхищенно любующейся витриной, украшенной к Рождеству. Чарлз кричит: «Отойдите, я хочу посмотреть!» – все смеются и пропускают его вперед.

Какая уверенность в себе! Такая смелость и умение решительно заявлять о себе наверняка зародились в домашней обстановке.

Родителей Чарлза приводила в восторг его сверхчувствительность. Среди их друзей, представителей артистической и интеллектуальной среды, сверхчувствительность ассоциировалась с незаурядным интеллектом, хорошим воспитанием и утонченным вкусом. Их совершенно не тревожило, что ребенок слишком много занимается учебой, вместо того чтобы играть с другими мальчишками, родители поощряли его интерес к чтению. Для них Чарлз был идеальным сыном.

Благодаря такой предыстории Чарлз всегда верил в себя. Он знал, что с раннего возраста впитал превосходные эстетические вкусы и нравственные ценности. Ущербным он себя ни в коем случае не считал. В конце концов он понял, что является необычным человеком, принадлежащим к меньшинству, но необычной была вся его субкультура, а он привык воспринимать её как превосходящую, а не нижестоящую. Он всегда уверенно чувствовал себя среди незнакомых людей, даже когда учился в лучших частных приготовительных школах, а потом в одном из университетов «Лиги плюща»[3], где затем занял пост преподавателя.