Читать книгу "Впечатления о Советской России. Должно ли государство управлять экономикой - Джон Мейнард Кейнс"

Не меньшие трудности в оценке степени эффективности экономической системы связаны с тяжелыми материальными условиями, унаследованными от прошлых лет. Они могли бы жестоко потрясти экономику любой страны. За материальными потерями и дезорганизацией «великой войны» последовали гражданские войны, отлучение от остального мира, несколько лет плохого урожая, что отчасти явилось результатом никудышной организации, а отчасти – неблагоприятного стечения обстоятельств. Тем не менее советские экспериментаторы, думается, не без оснований утверждают, что по меньшей мере после пяти лет мира и хорошей погоды можно будет говорить о конечных результатах.

* * *

Если же попытаться делать обобщение исходя из нынешнего положения вещей, то оно сведется к следующему: даже при низком уровне эффективности система все же функционирует устойчиво. Я пришел к подобной оценке, основываясь на некоторых фактах. Сегодняшняя Россия – страна со 140-миллионным населением, шесть седьмых которого заняты в сельском хозяйстве и живут в деревнях, а одна седьмая – горожане, работающие в промышленности. Городское и промышленное население, которое, как видится стороннему наблюдателю, не обеспечивает само себя, живет, надо сказать, по более высоким стандартам, чем это позволяет производительность их труда. Избыточные расходы города покрываются за счет эксплуатации крестьянства, допустимой только потому, что горожане составляют численное меньшинство населения страны. Тем самым коммунистическое правительство способно задобрить (говоря условно) пролетариат, о котором оно проявляет особую заботу, эксплуатируя крестьянство. В то же время крестьяне, несмотря на подобную эксплуатацию, вовсе не желают менять правительство, давшее им землю. Устанавливается определенное равновесие как в экономической, так и в политической сфере, что развязывает руки советскому правительству в его попытке осуществить серьезную экономическую реорганизацию.

Официальные методы эксплуатации крестьян заключаются не столько в налогообложении, хотя налоги на землю составляют важную часть бюджетных поступлений, сколько в политике цен. Монополия над импортом и экспортом, фактический контроль над промышленной продукцией позволяют властям поддерживать цены на уровне, крайне неблагоприятном для крестьянства. У него закупают зерно по ценам, гораздо более низким по сравнению с мировыми, а продают крестьянам текстиль и другие промышленные товары по заметно более высоким ценам; разница между ними составляет фонд, из которого можно обеспечить сверхвысокие цены, равно как и покрыть общие издержки неэффективного производства и распределения. Монополия на внешнюю и внутреннюю торговлю, позволяя удерживать разрыв между уровнями цен на внешнем и внутреннем рынках, может использоваться таким образом, чтобы поддерживать паритет в обмене на иностранную валюту вопреки падению покупательной силы денег. Реальная ценность рубля внутри России, по общему признанию, намного ниже его международной стоимости, измеряемой валютным курсом.

Подобный механизм, эффективный в краткосрочной перспективе и, видимо, неизбежный в дальнейшем, порождает два фактора, гибельные своей неэффективностью. Низкие цены на сельскохозяйственную продукцию по сравнению с промышленной – серьезный ограничитель ее продуктивности, а ведь она составляет реальное богатство страны. Чрезвычайно важно для Советского правительства занять твердые финансовые позиции, оказаться в состоянии оплатить более реалистичные цены крестьянской продукции, что, конечно же, послужит стимулом повышения производительности сельского труда.

* * *

В то же время задабривание городских пролетариев, реальные доходы которых почти вдвое выше, чем у крестьян, и, как говорят, во всех отношениях достигли 80 % довоенного уровня, делает жизнь в городе куда притягательнее деревенской. Стимулы для миграции из деревни в город намного превышают возможности промышленности – с ее расстроенным оборудованием и дефицитом оборотного капитала – принять рабочее пополнение. И ничто не смогло бы остановить миграцию, если бы не трудности с жильем и ограниченные возможности трудоустройства в городах. Крестьянин, прибывающий в Москву, уведомляется уже на вокзале, что он не сможет найти ни работы, ни жилья. Однако подобные препятствия возымеют действие лишь после того, как города станут перенаселенными и безработица достигнет невиданного уровня. За два года она ужесточилась и возросла: не заняты, по моим расчетам, от 20 до 25 % всех промышленных рабочих России, т. е. 1,5 млн человек из общего числа 6 млн. Далеко не все получают от своих предприятий пособие по безработице; оно составляет около трети их обычной зарплаты и приближается к трудовым доходам беднейших слоев крестьянства. В результате постоянно растущая армия безработных ложится тяжким бременем на финансовые ресурсы государства. Все это побуждает усваивать уроки буржуазной экономики, в равной степени применимые и к коммунистическому государству, а именно: спад производства отрицательно сказывается на уровне относительных цен или на нормальном уровне относительной зарплаты, в результате чего одни профессии и сферы деятельности становятся чрезвычайно притягательными, а другие – нет. Но подобные факты учат нас еще и тому, что одни и те же неурядицы могут возникать в совершенно различных условиях и зависеть от самых разных причин. Поэтому русская проблема недействующего механизма относительных цен и относительной зарплаты отчасти присуща и нам.

Таким образом, реальные доходы русских крестьян составляют чуть более половины того, какими они должны быть. Одновременно с тем русский промышленный рабочий страдает от перенаселенности и безработицы, как никогда прежде. И все же нет сомнений в существовании определенных признаков политической и экономической стабильности. Советское государство не настолько неэффективно, чтобы не могло иметь возможности выжить. Оно прошло через более тяжелые времена по сравнению с нынешними. Оно создало организацию, охватывающую всю сферу активной экономической жизни, но и неэффективную с точки зрения нормальных стандартов, хотя способную преодолеть хаос и разруху. Оно задает стандарты жизни, но более низкие, чем наши, правда защищающие от голода и смерти, обеспечивающие даже некоторый комфорт. Можно согласиться с тем, что в последний год наблюдаются значительные изменения. Собран относительно неплохой урожай. Условия жизни явно улучшились. Кое-что из грандиозных планов нового режима начинает приобретать видимые очертания. Ленинград скоро получит энергию и свет от одной из крупнейших в мире электростанций. Создаются хорошо оборудованные сортосеменные участки, которые будут снабжать крестьян лучшими семенами гибридных сортов.

* * *

После долгих дебатов с Зиновьевым два «железнобоких» коммуниста, сопровождавших его, заявили мне с полным фанатической веры взором: «Мы предсказываем вам, – заявили они, – что через десять лет уровень жизни в России будет выше довоенного, а в остальной Европе – ниже». Если принять во внимание естественные богатства России и неэффективность старого режима, равно как и проблемы Западной Европы и нашу неспособность справиться с ними, то можем ли мы быть уверены, что эти товарищи так уж неправы?

Способность коммунизма к выживанию

Мой третий вопрос все еще остается без ответа. Сможет ли коммунизм с течением времени – при соответствующих смягчениях и изменениях – завоевать большинство людей?