Читать книгу "Вацетис - Главком Республики - Николай Черушев"

Когда я увидел, что наше военное министерство формирует XII армию, для меня стало ясно, что война на этот раз станет общенародным делом в противоположность прежним кабинетным и ведомственным войнам. Передовые люди в армии это понимали и с нетерпением ждали преобразования государственного аппарата, ибо для нас было ясно, что вооруженный народ в конце концов совершит это силой.

На позициях мы часто обсуждали этот вопрос, и до нас доходили отголоски глухой борьбы между Государственной думой и бюрократией. Этими вопросами интересовались не только офицеры, но и солдаты, в особенности сознательно относились попавшие по мобилизации рабочие элементы. Я был поражен, с каким спокойствием и знанием солдаты из рабочих обсуждали этот вопрос и с каким самоотвержением и храбростью они исполняли свой солдатский долг, умирая в боях в первых рядах. У меня в батальоне были рабочие — специалисты, на них я больше всего полагался в критические минуты.

Солдаты из деревенских жителей начали прозревать только после того, как побывали в Германии. Там они увидели богатство и порядок. Такие солдаты задавали откровенно вопросы мне: «За что мы воюем?» У меня установились с моими солдатами близкие, товарищеские отношения, они меня любили, доверяли мне и выручали из бедственного положения. Я, со своей стороны, старался беречь их в бою и заботился об их здоровье и об их домашних. И могу утвердительно сказать, что такие отношения нисколько не вредили дисциплине. Наоборот, мой батальон был самым боевым, гораздо лучше других…»{26}

Батальон и его командир И.И. Вацетис сражались мужественно и умело. В своих воспоминаниях Иоаким Иоакимович приводит такой пример: «…2 ноября (1914 г. — Н.Ч.) за Варшавой, западнее Красновице, германская кавалерийская дивизия атаковала наш полк внезапно с тыла и сбросила с позиции 1, 2, 3-й батальоны и бывшие при полку две батареи. Мой же батальон остался на позиции, несмотря на то, что (до) этого боролся с немецкой конницей, при которой были две легкие и одна тяжелая батареи. Германцы не могли заставить мой батальон покинуть позиции, несмотря на то, что этого им очень хотелось, так как я занимал позицию, прикрывавшую фланг нашей дивизии.

Мой батальон был окружен с трех сторон спешенной конницей и с двух сторон подвергался перекрестному огню артиллерии. Только тогда, когда на помощь немецкой коннице направилась пехота, я отдал приказ прорваться к соседнему полку нашей же дивизии. Во время этого прорыва я был ранен ружейной пулей, пробившей мне насквозь сустав правого колена, но продолжал командовать своим батальоном.

Вслед нам германцы бросили в атаку два эскадрона, но они были нами расстреляны, а германскую военную батарею, участвовавшую в этой атаке и открывшую нам во фланг в упор картечный огонь, моя 13-я рота разбила, перестреляв всю артиллерийскую прислугу и захватив два орудия. При этом я был второй раз ранен артиллерийской картечью в ногу, упал и остался на поле боя.

Четыре санитара хотели меня вынести, но так как образовалась группа людей, то германцы нескольких из них убили и ранили. Я просил их оставить меня, но не дать германцам захватить в плен. Однако германские кавалеристы нас заметили, спешившись, захватили шагах в 200 от нас деревню Белице и начали обстреливать нас из ружей, пулеметов. Гибель для нас была почти неминуемой. Тогда бывший около меня тоже раненый унтер-офицер 14-й роты быстро собрал всех, сколько мог, раненых, могущих действовать винтовкой. Набралось около 16 человек, они пошли в атаку на деревню Белице и выбили оттуда германцев. Благодаря этому мне удалось кое-как переползти в лощину и оттуда дальше и таким образом спастись от плена. Этот случай показывает, что дисциплина, основанная на началах боевого товарищества, является возможной и она есть наиболее прочная дисциплина.

Но такая дисциплина на войне возможна в тех частях, где основы ее были заложены в мирное время. Свой батальон я так воспитал еще в мирное время, в течение двухлетнего командования им»{27}.

Начавшаяся война способствовала росту национализма в Прибалтике. Латышские националисты призывали своих соотечественников к борьбе против Германии, подавая это как борьбу за свободу народа. В апреле 1915 г. при вторжении немецких войск в Курземе, группа студентов Рижского политехнического института предложила создать из латышских студентов команды разведчиков и связистов. Поначалу военные власти отнеслись к этому предложению с определенным недоверием: студентам не было доверия, к тому же в русской армии такие части и подразделения не были предусмотрены. Когда же немецкое наступление под Елгавой было остановлено, идея о создании отдельных латышских частей вновь получила распространение. Дополнительным козырем в этом деле послужила стойкость и мужество батальонов Усть-Двинских ополченцев в боях под Елгавой.

Новое наступление немецких войск и приближение фронта к Риге ускорило решение вопроса о латышских частях. В середине июля 1915 г. главнокомандующий Северо-западным фронтом генерал М.В. Алексеев в соответствии с указаниями Верховного главнокомандующего подписал приказ о формировании двух латышских добровольческих дружин, получивших наименования — 1-й Усть-Двинский и 2-й Рижский латышские стрелковые батальоны. Для руководства формированием этих и других частей был создан Организационный комитет латышских стрелковых батальонов во главе с депутатом Государственной думы Я. Голдманисом.

В утвержденном генералом Алексеевым «Временном положении о латышских стрелковых батальонах» указывалось, что они формируются из латышей-добровольцев и предназначаются для совместных действий с войсками в Прибалтике. При этом в латышские стрелковые батальоны разрешалось переводить солдат-латышей из других воинских частей. По первоначальному замыслу организаторов латышских частей сферой их деятельности должно было быть оказание помощи разведывательным частям и службе связи действующей армии. Такое сужение их задач было тактическим ходом организаторов — таким образом они хотели быстрее получить разрешение на формирование латышских частей. Причем речь шла не о формировании полков, бригад и дивизий, а только лишь дружин или батальонов{28}.

Член Организационного комитета Г. Кемпелис по этому поводу писал: «Стремление к организации больших боевых соединений мы считали нежелательным и даже вредным для нашего начинания; это могло вызвать подозрение. Мы знали, что в высших кругах еще помнили выступление латышей в 1905 году»{29}.

Противодействие созданию латышских частей было реальным как на местах, так и в центре. Так, прибалтийский генерал-губернатор Курлов высказал по этому поводу свое мнение главнокомандующему Северо-западным фронтом генералу Алексееву: «Считаю такое формирование с государственной точки зрения нежелательным и даже весьма опасным. По окончании войны, независимо от ее исхода, наличие таких национальных войск в стране, где разные части населения относятся друг к другу неприязненно, может иметь весьма серьезные последствия»{30}.