Читать книгу "Поцелуй анаконды - Иван Любенко"

– А вот этого я никак понять не могу! – Коркин нервно заходил по комнате. – Ладно, я – человек бессемейный; получил место в этой степной глуши и радуюсь. А вы? Из столицы прямиком в захолустье! Да и что такое Ставрополь? Самодовольные купчишки, да желающие ими стать мелкие мещане. А настоящей интеллигенции – что деревьев в степи: раз-два и обчелся. Иной раз и поговорить не с кем. Одни чиновники да педагоги. А знаете, что случается с мужской частью общества, когда на окнах портерных Коломийцева или Алафузова вывешивают объявления «Сенгилевские раки»?

– Нет, – покачал головой Ардашев.

– А я вам скажу! В такие дни мужья засиживаются там до полуночи, а их жены вечерами скучают и, страдая от недостатка внимания, гуляют с офицерами расквартированного запасного батальона. Сей факт общеизвестен, но никто на него не обращает внимания. Провинция, сударь!

– Это уж, Ксаверий Нифонтонович, кто как привык свой досуг коротать: кому-то надобны раки и пиво, кто-то и дня прожить не может без адюльтера, а другим книги или театр нужны как воздух. Тут ведь каждый выбирает на свой вкус. И, поверьте, нет разницы, где ты живешь: в Ставрополе или Санкт-Петербурге. Я знавал немало вполне благопристойных людей, занимающих довольно высокие посты, кои, жительствуя в столице, ни разу не ходили на премьеры. Все свободное время они проводили за ломберными столами. Что до современной литературы, то им хватало беглого знакомства с рецензиями на новинки в «Ниве». Да-с… – Ардашев полистал книгу и спросил: – Вы не позволите мне взять этот труд на неделю? Уж больно интересно написано. Знаете, я всегда интересовался обитателями морей, но знания мои в этой области слишком уж поверхностны, а тут так все доходчиво изложено. Я, конечно, понимаю, что выносить книги из читального зала запрещено, однако я сомневаюсь, что это исследование может кому-то понадобиться в течение этого срока.

– Ну что ж, я готов пойти вам навстречу, раз уж вы заинтересовались морем, – улыбнулся библиотекарь. – Надеюсь, мое одолжение останется между нами, и попечительский совет ничего об этом не узнает… Берите, только не забудьте расписаться, – с этими словами он подошел к конторке, вынул формуляр и положил перед адвокатом.

– Извольте, – Клим Пантелеевич обмакнул перо в чернильницу и поставил размашистую роспись.

– Стало быть, 12-го вы должны вернуть книгу, – поглаживая усы, напомнил Коркин.

– Надеюсь, она окажется здесь раньше. Честь имею.

– Позвольте откланяться, – попрощался молчавший все это время доктор Нижегородцев.

– Всего доброго, господа, – библиотекарь склонил голову в вежливом поклоне.

На улице хулиганил ветер. Он, будто играясь, срывал с деревьев успевшую кое-где пожелтеть листву и бросал на землю каштаны. В этих краях весной и осенью такая погода не редкость. Виной всему месторасположение города. Построенный на возвышенности, он часто страдает от ураганов, которые иногда бушуют неделями. Северо-восточный ветер несется с берегов Каспийского моря, гонит холод и затягивает небо тучами. Юго-западный – подступает с Черного моря. С ним в Ставрополь приходит тепло, потом наступает жара, а в августе жителей донимают суховеи. Но теперь о них остались лишь воспоминания. Впереди были косые ливни и ночные заморозки. Пахло сырой осенней свежестью.

Едва адвокат и доктор вышли на улицу, как последний, смерив Ардашева недоверчивым взглядом, спросил:

– А позвольте полюбопытствовать, каким образом с помощью этой книженции вы собираетесь помочь следствию, если злодей уже и так под арестом?

– Во-первых, арестован – не значит виновен; во-вторых, на данный момент у нас два подозреваемых, имевших мотивы для убийства директора гимназии. Это инженер Вахтель и письмоводитель Каюмов. Раскрывать сейчас сию version я не буду, поскольку не уверен, что она верная. Что же касается личности покойного, то я не удивлюсь, если окажется, что и библиотекарь Коркин его недолюбливал.

– Не просто недолюбливал, а ненавидел.

– Что-о?

– Представьте себе, месяц назад Ксаверий Нифонтонович подал прошение о зачислении его учителем рисования, но покойный ему отказал.

Ардашев остановился и оторопело посмотрел на врача. Потом вздохнул и вымолвил:

– Мой дорогой друг, вы не перестаете меня удивлять. Неужто нельзя было сказать мне об этом раньше?

– Но вы же об этом и не спрашивали! – с обидой в голосе оправдался доктор.

– Да-да, простите. Я сам виноват. – Ардашев вынул из кармана жестяную коробочку с монпансье, но, передумав, убрал ее назад. – Стало быть, теперь у нас три подозреваемых…

– Это как минимум. Я не удивлюсь, если у почившего в бозе директора отыщутся новые недоброжелатели. Однако прошу учесть, что я, как один из четырех человек, присутствующих в зале во время убийства господина Мавилло, никакой неприязни к покойному не испытывал.

– О вас, Николай Петрович, и речи нет. Вы вне подозрений. Только не верится как-то, что можно убить человека за то, что он, к примеру, оставил сына на второй год или отказался принять в гимназию нового преподавателя. Нет, все это, согласитесь, несерьезно. За такое не убивают. На карточке нацарапать оскорбление – вполне допускаю, но убивать?..

– Простите, о чем вы?

– До вашего сегодняшнего появления я знакомился с каталогом раздела «Естествознание». И там на карточке книги господина Мавилло обнаружил две надписи оскорбительного свойства. Причем сделаны они были совершенно разными людьми. Такую месть я еще могу допустить, а вот убийство – нет… Другое дело – приставание к чужой жене. Тут все зависит от темперамента мужа.

– Про темперамент, Клим Пантелеевич, вы очень точно подметили. Был такой случай. Лет пять назад практиковал в Тифлисе один медикус, немец. Этакий мышиный жеребчик. Как-то пришла к нему пациентка с жалобой на мигрень. Дама была весьма недурна собой. Он выслушал ее, а потом велел раздеться, и она повиновалась. Осмотрев ее, он облизнулся, точно кот на сметану, и принялся выписывать сигнатуру, в которой не было ничего, кроме валериановых капель да холодного компресса. Дама оставила «зелененькую»[16], пожала плечами и ушла. А вечером ненароком упомянула мужу, что так, мол, и так, странный врач какой-то попался: я ему про мигрень, а он мне – раздевайтесь догола… Только лучше бы она этого ему не говорила, потому что на следующий день ревнивец этого старого сатира кинжалом зарезал. Мужа отправили на каторгу. А дамочка через пару месяцев сбежала с каким-то заезжим поручиком. – Доктор остановился и спросил: – А вы, как я понимаю, будете заниматься расследованием этого дела?

– Почему же «буду»? Я уже им занимаюсь, и заметьте – совсем бесплатно.

– И какие же будут ваши дальнейшие действия?

– А тут все просто: сегодня вечером, как вам известно, я жду в гости Поляничко. Теперь, после ваших новых сведений, я просто уверен в том, что он придет.