Читать книгу "Нить - Виктория Хислоп"

– И там будет то же самое, – холодно отозвался Леонидас. – Ты непременно хочешь это видеть?

– Торговый зал мог уцелеть в огне, – оптимистично предположил Константинос. – Пока там не побываем, не узнаем.

Они вместе деловым шагом зашагали по разрушенным улицам. Константинос упрямо не хотел терять надежду, но когда они дошли до места, то убедились, что Леонидас был прав. Торгового зала больше не было. Ничего не осталось от радуги, которой Константинос так гордился: ни красного, ни голубого, ни зеленого, ни желтого, – одни лишь оттенки серого. Внутрь входить не рискнули. Металлические балки угрожающе нависали под потолком. Кто знает, удержат ли их обгорелые остатки кирпичей?

– Конструкция склада гораздо более современна, – сказал Константинос. – А большая часть запасов хранится там, так что не будем здесь зря время терять.

Константинос Комнинос отвернулся. Смотреть на эти руины было невыносимо, и ему не хотелось, чтобы брат догадался, как тяжела для него эта потеря.

Леонидас все еще не мог оторвать глаз от этого зрелища, когда заметил, что брат уже дошел до конца улицы. Он поспешил следом.

Они пошли кружным путем, так как напрямую кое-где было не пройти. Одна опустевшая улица за другой оставались позади. Изредка то тут, то там попадались уцелевшие части зданий, словно они не пришлись по вкусу огню. На одном из больших универсальных магазинов сохранилась вывеска «Vêtements, Chaussures, Bonneterie»[2]. Она казалась такой яркой и веселой, но такой неуместной. Не было больше ни одежды, ни обуви, ни чулок. На той же улице, на столбе, все еще висел покореженный металлический указатель «Кинематограф Патэ». Эти слова уже казались странными, словно из другого мира.

Наконец перед ними открылось зрелище, при виде которого сжалось бы и каменное сердце: сгоревшая церковь Святого Димитрия, покровителя города. Пламя поглотило ее. Оба брата помнили, как здесь отпевали их родителей, и здесь же венчались Константинос с Ольгой. Теперь от нее осталось лишь пустое место – двор, пол, заваленный кирпичами, расписная апсида, открытая всем ветрам и свету впервые за сотни лет своей истории. Она казалась постыдно обнаженной. Братья увидели, что среди развалин одиноко бродит священник. Он плакал. Еще один сумасшедший выкрикивал слова, сказанные апостолом Павлом об этом самом городе. Никогда еще они не вызывали в душе такого отклика.

– …В явление Господа Иисуса с неба, с Ангелами силы Его, в пламенеющем огне совершающего отмщение не познавшим Бога и не покоряющимся благовествованию Господа нашего Иисуса Христа!.. – кричал он.

Помимо церквей, Константинос с Леонидасом увидели руины синагог и мечетей, и, казалось, люди все же находили какое-то утешение на месте своих святынь. Там, где стены устояли, люди собирались группами в их тени. Между колонн натягивали веревки для белья, в проходах синагог уже устроили кухни, а в обгорелых стенах мечетей аккуратно развешенные одеяла образовывали что-то вроде разгороженных спален.

При виде двух банков – Банка Салоников и Банка Афин, почти не пострадавших, Константинос ненадолго преисполнился оптимизма, и такое же чувство вызвал у него огромный универсальный магазин с мраморным фасадом, однако эти здания были счастливыми исключениями.

Отель «Сплендид», где люди ужинали вечером восемнадцатого августа в полной уверенности, что сюда огонь ни за что не дойдет, сгорел до основания. Излюбленное местечко Леонидаса, кафе у моря на краю площади Элефтерия, постигла та же участь. На площади, бывшей когда-то центром светской жизни города, царила тишина.

Наконец братья дошли до того места, чуть севернее порта, где был расположен главный склад Комниноса.

Оба стояли и смотрели на то, что осталось от огромного склада. Он сгорел до основания.

– Мой прекрасный склад, – прошептал Константинос через несколько минут. – Мой прекрасный, прекрасный склад.

Младший брат взглянул на него и увидел, что он обливается слезами.

Словно погибшую любовь оплакивает, подумал Леонидас, пораженный тем, что брат не скрывает своих чувств. Когда умерла их мать, он и то столько слез не пролил.

Пока они стояли и смотрели на картину разрушения, над ними пролетел немецкий аэроплан. Теперь пилот доложит командованию, что Салоники весьма успешно справились с собственным уничтожением. Сами немцы не сделали бы этого лучше.

Тем временем местная газета на французском языке готовила первый выпуск со дня пожара. Хлесткий заголовок подводил итог:

LA MORT D’UNE VILLE

ГИБЕЛЬ ГОРОДА

Глава 4

Пять дней после этого Ольга ничего не слышала о Константиносе, но была так погружена в заботы о ребенке, что о муже почти и не думала. Дни и ночи стали неотличимы друг от друга – беспокойные, бессонные. Иногда ей удавалось укачать маленького Димитрия, и он засыпал, но обычно не дольше чем на полчаса.

Павлина жила с Ольгой в одной комнате в огромном доме в Перее, принадлежавшем старому другу Константиноса, богатому экспортеру тканей, который отправлял за границу не одну партию его товара. Из окна было видно, что над городом, в десяти километрах от них, все еще висит завеса дыма.

Гибель Салоников казалась Ольге чем-то далеким, но во вторник она получила вести от Константиноса, что практически все, чем он владел, уничтожено.

– Мне очень жаль, – со слезами на глазах проговорила хозяйка дома. – Это так ужасно для вас… все потерять!

Ольга была благодарна ей за сочувствие, но не могла найти в себе должного эмоционального отклика. Да, потерять все было бы ужасно, но ведь с ней этого не произошло. «Все» лежало у нее на руках. Ребенок был сейчас центром ее мира, и все остальное было не важно.

На следующий день Константинос, остановившийся в отеле в уцелевшей части города, пришел навестить жену и ребенка. Он уже занялся восстановлением того, что осталось от склада. Товар сгорел весь, но основания стен остались целы, и Константинос начал отстраивать склад заново. Он разослал распоряжения, собираясь пополнить запасы товара, а как только прибудут новые партии тканей, их нужно будет где-то хранить. Уже через несколько дней, которые ушли на составление иска о выплате страховки, Константинос отставил эмоции в сторону.

– Я выстрою свой бизнес заново, еще лучше и прочнее, чем был, – заверил он Ольгу.

Работы по восстановлению дома пришлось отложить на многие месяцы. Это не было для Константиноса главной задачей. Однако Ольга понимала, что гостеприимством, оказанным ей в Перее, нельзя пользоваться бесконечно. Первоначально речь шла всего о нескольких днях, а они живут здесь уже две недели.

Прибрежные районы города и почти весь северо-запад были разрушены, но верхняя часть, где прошло Ольгино детство, не пострадала.

Маленький домик на улице Ирини, номер три, доставшийся им с сестрой после смерти родителей, сейчас пустовал, и Ольга подумала, что это было бы идеальное место на то время, пока идет ремонт. Сестра ее два года назад уехала в Волос, к сыну.