Читать книгу "Чисто семейное убийство - Елена Юрская"

Вот именно. Потому что органы — это в крайнем случае. Сейчас один из представителей их топтался за дверью и создавал ненужный ажиотаж.

— Нет, мама, это еще хуже, сама подумай…

Взъерошенный Яша влетел на кухню и замер в позе оскорбленной добродетели.

— И зачем эти терминологические споры, когда нашего ребенка развращают? Что ты сидишь? Что ты тут высиживаешь? Какая гадость! Мерзость! Немедленно надо принимать меры и прекратить это безобразие! — бушевал Яша.

Тошкин мелко-мелко кивал из-за двери. Входить он пока боялся. С ним предстояло разобраться по поводу ночной отлучки. А скандал в школе отдалял его казнь на очень неопределенное время.

— Надя, собирайся. Мы идем к директору. Я ему покажу практические занятия!

— А вот это называется гомосексуализм, — подытожила Аня, окончательно успокоившись.

— Ты слышишь? Нет, ты слышишь? Что она такое говорит? Кто научил ее этой гадости? Еще и практические занятия. Да хуже придумать трудно.

— Разумеется, я пойду в школу. — Примирительный тон мне удался на славу.

Расслабившийся Тошкин на носочках вышел к очагу конфликта и явно принял сторону Яши.

— Где шлялся?! — мгновенно отреагировала я. — Отвечай, пожалуйста, при всей семье.

Дмитрий Савельевич вжал голову в плечи и невнятно проблеял:

— Дела!

— Разберемся! — грозно рыкнул Яша на нарушителя семейной дисциплины и погладил хитрую Анечку по голове.

Через полчаса я вышла на остановке «Библиотека имени Луначарского» и направилась к школе. Местечко для засева пустых голов разумным, добрым и вечным было выбрано большим шутником. Во время немецкой оккупации в этом здании располагался госпиталь для офицеров вермахта. Не выдерживая нашего климата и собственной гнилой захватнической сущности, фашисты мерли в нем как мухи. Текучесть койко-мест была огромной и вполне соответствовала заполняемости кладбища, которое ныне было укатано под скверик имени Демьяна Бедного и небольшую спортивную площадку. Недавно отцы города решили улучшить архитектурный ансамбль города за счет святых мест. В результате в двухстах метрах от школы начали возводить Свято-Преображенский храм, в трехстах — очередной стриптиз-клуб под экзотическим названием «Таиланд», напротив школы выстроили бутик «Мимино», цены на лифчик в котором иногда равнялись моей годичной зарплате. На входе в магазин следовало поставить начальника налоговой инспекции — это значительно облегчило бы передачу взяток на местах. А чуть поодаль от храмового котлована, вырытого два года назад, мирно расположились лица арабской национальности, деятельность которых не была лицензирована, но в народе называлась «Арабанк». В любое время дня и ночи здесь можно было купить, продать или просто посмотреть на деньги с портретами президентов разных стран. Когда в школе не хватало исторических или географических пособий, детей вели на бесплатную экскурсию в «Арабанк». Здесь же, видимо, проходили профподготовку и начали свою карьеру все процветающие банкиры нашего города.

В целом застройка возле очага знаний сильно впечатляла.

Главу образовательной секс-миссии звали Луизиана Федоровна. Учительница сразу произвела на меня неизгладимое впечатление. Во-первых, именем, в котором чувствовалась мощная поступь последних юморин шестидесятых, наш ответ президенту Никсону и желание поспособствовать разрядке международной напряженности. Но к концу первого Анькиного класса я выяснила, что мама учительницы грезила о Луизе, папа настаивал на Анне, в результате семейного компромисса родился американский штат и море насмешек. Во-вторых, Луизиана Федоровна была очень необычно, но гармонично сложена. В целом она казалась похожей на пороховую бочку с фитилем из непросушенной соломы. Не знаю, где она доставала краску, но ее волосы всегда носили мой любимый зеленый оттенок. В-третьих, первая учительница моей дочери была новатором с претензией на членство во всех семьях ее подопечных. Многие родители страшно стеснялись, когда Луизиана Федоровна интимным шепотом сообщала точную стоимость шубок мам Аниных одноклассников и даже примерный адрес их дарителей. Мне лично ни стесняться, ни скрывать было нечего. Обо мне и так писали все газеты, и к статусу общественного достояния я давно привыкла. Луизиане Федоровне со мной было скучно, и Анну оставили в покое. Как выяснилось, до лучших времен.

В школе шли уроки. В коридорах было относительно тихо. На подоконниках сидели старшеклассники и пили пиво, из туалетов потягивало марихуаной, милая уборщица тетя Рина, напевая под нос «ночами пропадаю я», гоняла по линолеуму жидкую грязь. Я поднялась на второй этаж и присела на корточки у дверей первого класса «А», который взялась обрабатывать Луизиана. Конечно, мне хотелось застать ее на месте преступления, но Луизиана Федоровна, как назло, писала на доске патриотические лозунги из новых творений детской литературы. Судя по всему, она действительно развращала школьников только во внеурочное время и на общественных началах. От напряженного ожидания у меня затекли ноги и взмокла челка. Я достала пудреницу, чтобы восстановить статус-кво на голове. И так увлеклась этим мероприятием, что не заметила подозрительного скрипа половиц, раздавшегося по ту сторону пропасти. Дверь тихонько приоткрылась и легонько стукнула меня по лбу, но я не удержала равновесия и шлепнулась на влажный пол.

— Что вы здесь делаете? — удивилась замершая на пороге классной комнаты Луизиана Федоровна.

— Да вот, поскользнулась. Пол мокрый. — Мое наивное признание было призвано усыпить бдительность учительницы. Я еще точно не решила, сразу ли мне вцепиться в ее зеленые волосы или сначала немного подискутировать.

— Я спрашиваю, что вы здесь делаете? — В голосе Луизианы зазвенела начальственная сталь. — У меня учебный процесс! Я, знаете, такой человек, что, если со мной поссориться, вовек не отмоешься.

Она многозначительно посмотрела на темное пятно, образовавшееся на моем бежевом, к счастью, не новом плаще.

— Все бастуете, — укоризненно покачала головой тетя Рина, пришедшая на второй этаж сменить в ведре воду. — Вот и звонок уже…

Мне стало стыдно подавать плохой пример детям, и я приобрела вертикальное положение.

— Вы сейчас свободны? — спросила я у Луизианы.

— В течение десяти минут, — с достоинством ответила она.

— Я успею. Этого времени мне хватит с лихвой. — Я надвигалась на Луизиану как грозовая туча и просто чувствовала, что глаза у меня горят от кровожадности. — Если вы, паскуда (жаль, что мы не пили с ней на брудершафт!), если ты, растлительница малолетних (а и черт с ним, что не пили!), только попробуешь провести с моим ребенком практические занятия, я тебя убью! Заявляю официально и при свидетелях. — Тетя Рина важно кивнула и осуждающе глянула на Луизиану. — Я убью тебя собственными руками.

Луизиана Федоровна лучезарно улыбалась. В моем лице ее жизнь, кажется, приобретала смысл. Она наслаждалась звуками моего голоса и, как толстая кошка, мягко щурилась на солнце. Похоже, содержание моего спича не совсем доходило до ее сознания. Для вящей убедительности я пнула ногой массивную дубовую дверь. Безнадежно испорченный носок туфли я потом предъявлю Яше в качестве трофея. Пусть, в конце концов, разделит хотя бы материальную ответственность за содеянное. Потому что уголовную я с удовольствием возьму на себя.