Читать книгу "И все-таки это судьба - Лариса Райт"

С Дашкой, слава богу, страшного ничего не случилось. Жила она по-прежнему с мужем душа в душу, рожала детей, занималась хозяйством. Только хозяйство теперь было совсем далеко – под Архангельском. Обнаружились у Дашкиного гения там какие-то деревенские родственники, что отдавали бесплатно огромный дом, а в придачу еще и участок раза в три больше нижегородского. Махнулись не глядя и остались довольны. Дашка присылала из своего захолустья счастливые письма и теплые, собственноручно связанные носки. Письма раза три в год, носки – два: на Новый год и день рождения. А куда чаще, да и зачем? Дети растут, жизнь идет. Детей уже семеро, некогда с ними сочинения строчить. А телефона и Интернета там нет, так что довольствуйтесь, дорогие мама и сестра, тем, что имеете. Если хотите, конечно, приезжайте в гости. Но я не такая дура, чтобы не понимать: желанием таким не горите.

– Нет, уж лучше вы к нам, – говорила Шура, пряча очередное письмо в ящик комода.

Мать только вздыхала. Куда ей в Архангельск? Она и до Ярославля не добралась. Да и потом, на кого Валерочку оставить? Это Дашка при муже да при хозяйстве. А Шуренок при работе. Ну а Валерка, выходит, при бабке. В сад пробовали отдать. Плачет, бедняжка. Два дня поплачет, потом на две недели дома с бронхитом садится. Куда это годится, ребенку здоровье портить? А скоро ведь и в школу пойдет. Там уж глаз да глаз нужен. Уроки проверять, объяснять неусвоенное. Да и в секции надо ребенка водить, развивать по-всякому. Он же в Москве, слава богу, живет, не в глухой деревне. А кому его развитием заниматься, как не бабке? Ну, поедет она в Архангельск, а как же Валерочка? Вот подрастет еще чуток, выправится, хворать перестанет, учебу отладит – и уж тогда.

Ожидания женщин Валера оправдывал. Мальчишкой был действительно слабеньким, но сообразительным. Учиться сразу начал хорошо. Характер у него был покладистый, ровный. Доброго, приветливого и прилежного мальчика учителя хвалили. Так что бабушке и маме если и приходилось о чем волноваться, так только о его здоровье. Но и тут положение наладилось. После того как в расписание недели включили бассейн и теннис, ребенок окреп и подрос, болеть стал значительно меньше и хлопоты теперь доставлял исключительно радостные.

Жизнь снова поворачивалась к Шуре лицом. Неожиданно образовался кавалер, и с серьезными намерениями. Сама не заметила, как очутилась в ЗАГСе. Потом радовалась, надеялась, что расплатилась по счетам, и дальше – спокойная, счастливая жизнь. Пусть без Нобелевской премии, зато в тихой гавани. Тихой семейной бухты не случилось. Ее постоянно трясло и штормило от загулов мужа. Шура только удивлялась, зачем этот, мягко говоря, любитель женского пола на ней женился. Как-то удивилась вслух. Тут же получила логичный ответ:

– Должен же кто-то готовить и стирать. – Причина весомая, не придерешься.

Готовить и стирать перестала – получила заявление о разводе и просьбу освободить жилплощадь как можно быстрее, так как он, сердечный, «наконец, встретил ту единственную, готовую занять Шурино место». Шура сначала радовалась, что, выйдя замуж, оставила Валерку с бабушкой. Не хотели ребенку сложностей: школу менять, секции, друзей. Да и бабушке ездить на другой конец города каждый день тяжело. Вот подрастет чуть-чуть, сможет сам везде добираться и тогда переедет. Хорошо, что не случилось. Это первая мысль. А на второй расстроилась. Надо было мальчишку взять и хитростью заставить супруга усыновить его, тогда бы уехали с куском квартиры, а так что? Ну, сходила замуж – только нервы потратила, а не приобрела ничего. И куда подевалась щучья хватка? Думала, с ней жизнь не заладилась, а без нее не слаще. Тут еще и мама заболела. Да так, что врачи советовали прощаться. Шура плакала по ночам тихо-тихо, чтобы не напугать, не расстроить, не лишить надежды. А у самой ее почти не осталось. На что надеяться, если медицина ясно показывает: конец? Шура же ученая, биолог, она эти раковые клетки знает как облупленные. Знает. Но сделать ничего не может. Они себя показывают, а уничтожить не дают. Ученые в лабораториях годами, десятилетиями делают маленькие шажочки. Успешные, но шажочки, а рак бежит сломя голову и никого не ждет. И Шуру не ждет с ее малюсенькими открытиями в узенькой области правой верхней доли головного мозга. Шура все глаза выплакала. Рук, конечно, не опускала. Лечила. Лекарства дорогущие, денег назанимала. Потом писала статьи по ночам. Все лучше, чем рыдать в подушку. Кое-что даже удалось наскрести на возврат долгов.

И вот этот Володя и всплеск надежды. И яркое, чудесное воспоминание. Она – не замученный жизнью щуренок, она – щучка, которая берет у жизни все, что захочет. А разве Шура много хочет теперь? Вовсе нет. Здоровья близким да женского счастья для себя. И почему бы за это не побороться? Стрела пущена, в цель попала. Визитка с телефоном в его кармане. Остается ждать звонка.

Дина

Дина смотрела в окно. Хорошие теперь площадки делают. Не то что в ее детстве: ржавая горка и скрипучие качели. Им, тогдашним малышам, правда, хватало. Веселились ничуть не хуже нынешней ребятни. Но все равно здорово, что сейчас и горки разные (и закрытые, и с поворотами, и высокие, и для самых маленьких), и качели не такие опасные и тяжелые. И песок в песочницах есть, и скамейки для мамочек стоят. А на этой площадке еще и веревочные лабиринты сделали. Дети там копошатся, как насекомые в паутине. Ботинки застревают, пальцы краснеют, а визгу сколько, а хохоту. И слетается на эту площадку весь микрорайон. Народу! И гудит площадка, и жужжит, и мелькает. Только и слышно:

– Костя, стой!

– Лиза, надень шапку!

– Не толкайся, Витек!

– Держи Серого.

– Дурак!

– Сама дура!

Но это если открыть окно. А его Дина открывает только в перерывах или в мае, когда уж совсем невмоготу сидеть в духоте малюсенького кабинета: три стула, пианино и небольшой шкафчик, заваленный нотами. Сейчас перерыва нет. И на дворе осень. В кабинете, хоть и маленьком, холодно, Дина даже вынесла один стул в коридор, а на его место поставила радиатор, который приволокла из дома. Именно приволокла. Так-то ничего, он на колесиках, но в троллейбус поднять нужно было и спустить потом, а тут на четвертый этаж без лифта пришлось тащить. Потом спина болела три дня, бабушка даже предлагала витамин Б проколоть.

– Был бы мужчина, не пришлось бы на своем горбу тяжести таскать, – вздыхала мама.

– Лучше водились бы деньги. На такси бы довезла радиатор и за подъем заплатила, – пробовала отшутиться Дина.

Но бабуля отвечала серьезно:

– Лучше было бы и то и другое. – Ну разве с этим поспоришь? Нет, и не надо.

Ни того ни другого не было. Одно только призвание служить музыке и детям. А педагогам музыкальных школ платят гроши. Голый энтузиазм без какого-либо материального интереса. А мужчины… Были у Дины мужчины. Еще какие! Моцарт, Шопен, Бах. Вот это мужчины! Глыба, мощь, сила, талант. Куда остальным с ними тягаться. Да, в музыкальной школе работало двое мужчин. Один – старенький директор. Интеллигентный человек, образованный, милейший. Думал больше о том, где достать краску для стен и новые стулья в малюсенький концертный зал. В общем, не гений. Гениям не положено о материальном заботиться, они о духовном думать должны. Второй был молодой и искусственный. Все время улыбался. Ну как такое возможно? Либо ты постоянно счастливый идиот, либо дутая фальшивка. На идиота он не тянул. Во всяком случае, ученики и родители ничего такого не замечали, были педагогом довольны. Оставалось второе: неискренность и пыль в глаза.