Читать книгу "Украденная дочь - Клара Санчес"

— Лаура, мы уходим с пляжа. С шапочкой придется подождать. Те, которые я здесь видела, мне не понравились, — сказала Лили, поворачиваясь к маме спиной и прижимая меня к себе.

На следующее утро мы уехали в том же составе, в котором приехали. Лили сказала, что возле моря очень влажно и у нее разболелись от этого колени. Мама заявила, что ей больше не хочется отдыхать летом с семьей и что если Анна возьмет ее с собой, то она поедет на отдых с ней. Анна ответила, что ей самой придется проводить отпуск со своей семьей, после чего в машине воцарилось долгое молчание, потому что она никогда раньше не упоминала о своей семье — по крайней мере, при мне. Я неизменно видела ее либо одну, либо с Гусом, а потому считала как бы само собой разумеющимся, что она даже родилась на белый свет такой, какой была сейчас, — одетой в красивое платье и с собакой на поводке.

9

Восхитительная жизнь Вероники

Мне перенесли экзамен по математике на сентябрь, но это меня не очень-то удручало, потому что в это лето жизнь в первые дни каникул стала у меня прямо-таки восхитительной. Дедушка и бабушка, живущие в Аликанте, предоставили в наше распоряжение квартиру, которую сдавали в теплый сезон иностранцам и которая пока была свободна. Обстановку в квартире они еще давно специально сделали такой, что она могла вынести любую бурю и даже боевые действия: мебель была изготовлена либо из крепкой древесины, либо из неломающегося пластика, а растения в горшках подобраны такие, которые почти не нужно поливать. «Вот это жизнь!» — усмехался отец, сминая опустошенную им банку из-под пива, пакетик от жареной картошечки и ресторанную салфетку.

Мама во время подготовки к этой поездке снова стала нормальной мамой. Нам предстояло провести в Аликанте целый месяц, и ей нужно было разобраться, где какие скидки, чтобы купить нам купальные костюмы и шорты. Папе она купила бермудские шорты, доходившие почти до колен, и спортивные рубашки — с короткими рукавами и разного цвета. Себе она купила два купальных костюма бикини и парео. Еще она купила переносной холодильник (потому что квартира находилась довольно далеко от пляжа) и соломенную корзину (чтобы носить в ней обычные полотенца и четыре махровых банных полотенца разного цвета — красного, зеленого, синего и желтого, — которые были самыми лучшими полотенцами из всех, какими мы когда-либо пользовались). Вечером, после возвращения с пляжа, мама наряжалась, и мы шли на набережную, чтобы полакомиться мороженым и поужинать. От такого времяпрепровождения кожа у мамы постепенно темнела, а глаза — светлели, и отец ее очень часто целовал. В белом платье и с распущенными волосами она была очень красива.

Мы проводили на пляже бóльшую часть дня: мы втыкали пляжный зонтик в песок в десять часов утра и не уходили оттуда аж до трех. В переносном холодильнике у нас всегда были прохладительные напитки и пиво. Мы с братом только то и делали, что купались либо загорали, а наши родители читали, сидя под пляжным зонтиком. Если они и покидали нас надолго, то по очереди — чтобы не оставлять нас одних. Мама была уверена, что если она ежедневно будет ходить по песку два-три часа подряд, то через месяц ноги у нее будут как у фотомодели. Отец же любил заплывать далеко-далеко — туда, где не было больше никого. Плавал он очень хорошо, а еще умел кататься на горных лыжах. Он не раз говорил, что научит кататься на них и меня с братом. Пока он кормил нас такими обещаниями, его горнолыжное снаряжение лежало в кладовой и постепенно устаревало. Анхель иногда надевал огромные горнолыжные ботинки отца и строил из себя супергероя.

Мой брат в возрасте восьми лет уже был склонен к задумчивости: повозившись вдоволь с песком, он, поднявшись на ноги и упершись руками в бока, подолгу смотрел на море. О чем он думал? Тревожили ли его, как меня, резкие перемены в настроении и поведении нашей мамы?

В то утро ее прогулка была короткой, и она вернулась сильно взволнованной, с перекошенным лицом и какой-то шапочкой с козырьком в руке. Мой мозг, мое зрение и мой слух тут же всецело сконцентрировались на маме. Она, подойдя к моему отцу, слегка помахала этой шапочкой и развела руки в стороны. Она принялась что-то говорить с таким видом, как будто о чем-то его умоляла, и при этом ходила перед ним то в одну сторону, то в другую. Отец испуганно выслушал ее и стал уговаривать успокоиться. Затем поднялся со своего красного махрового полотенца и взял ее за плечо. Мама отвела его руку в сторону.

— Я уверена, что это она. Если ты туда сходишь… Возможно, они еще не ушли, — пробормотала мама, с трудом выговаривая слова.

— Мы не можем оставить детей одних.

Мама посмотрела на меня. Я сидела у кромки воды и нагребала песок себе на ноги. Маме вряд ли пришло в этот момент в голову, что я, можно сказать, превратилась в сверхчеловека, который видит ее и папу и слышит почти так же хорошо, как если бы находилась рядом с ними.

— Я вернусь туда. Я с ней поговорю.

— Неужели ты не понимаешь, что в нашей стране так много пляжей, что попросту не может быть, чтобы она волею случая оказалась именно там, где находимся мы? Ради Бога, будь благоразумной!

— Не могу. Я знаю, что видела именно ее.

Мама положила шапочку в соломенную корзину и быстрыми шагами пошла прочь. Нам пришлось прождать ее до половины четвертого. Анхель ныл, что он уже проголодался. Мне же есть совсем не хотелось: я смотрела, не отрываясь, в сторону подъемных кранов, видневшихся километрах в пяти от нас на фоне ясного неба, и надеялась, что вот-вот увижу, как возвращается мама.

— Что случилось с мамой? Почему она ушла? — спросила я у отца, благодушное настроение которого после разговора с мамой сменилось угрюмостью.

— Она решила совершить еще одну долгую прогулку.

— А что это за шапочка?

— Она ее нашла.

— Можно я ее надену?

— Нет. А вдруг где-нибудь поблизости будет проходить ее хозяйка? Мы тогда окажемся в очень неловком положении.

Отец отвечал на мои вопросы, как какой-нибудь робот — с абсолютно безучастным видом. Затем он растянулся на своем махровом полотенце и положил руки обратной стороной ладони себе на лоб.

Я больше ничего ему не сказала. Я знала, что ситуация снова стала ненормальной, какие бы объяснения ни придумывал для происходящего отец. Восхитительная жизнь закончилась.

Мама, вернувшись, вытерла меня и Анхеля полотенцем, в котором было полно песка. Затем она вытряхнула все полотенца (отчего образовалось целое облако пыли), положила их в корзину рядом с шапочкой и надела парео. Отец, сворачивая пляжный зонтик, краем глаза наблюдал за ней. Они не обменялись и словом. Ноги моей мамы и в самом деле стали чуть более стройными, но сказать ей об этом можно было разве что часа четыре назад. Сейчас такой комплимент был бы неуместным.

В этот вечер мама, вопреки обыкновению, наряжаться не стала. Она лишь причесалась, не глядя на себя в зеркало. Губы она тоже не накрасила. Она надела джинсы и рубашку (белое платье, должно быть, показалось ей слишком уж праздничным). Со стороны казалось, что из нее изверглась огромная туча, и теперь эта туча висит над нашими головами, бросая на нас тень и грозя бурей. Когда мы ужинали в итальянском ресторанчике, привлекшем нас спагетти, отец спросил у мамы: «Ты ее еще раз видела?» Мама отрицательно покачала головой. Отец с задумчивым видом посмотрел в сторону.