Читать книгу "Кортик - Анатолий Рыбаков"

Агриппина Тихоновна, Генкина тетка, раскатывала на столе тесто. Она, видимо, была чем-то недовольна и сурово посмотрела на вошедшего в комнату Мишу.

– Где ты пропадал? – крикнул Генка. – Гляди, я сейчас сделаю Славке мат в три хода… Сейчас я его: айн, цвай, драй…

– «Цвай, драй»! – загудела вдруг Агриппина Тихоновна. – Слезай с кровати! Нашел место!

Генка сделал легкое движение, показывающее, что он слезает с кровати.

– Не ерзай, а слезай! Я кому говорю?

Агриппина Тихоновна начала яростно раскатывать тесто, потом снова загудела:

– Стыд и срам! Взрослый парень, а туда же – капусту изрезал, весь вилок испортил! Отвечай: зачем изрезал?

– Отвечаю: кочерыжку доставал. Она вам все равно ни к чему.

– Так не мог ты, дурная твоя голова, осторожно резать? Вилок-то я на голубцы приготовила, а ты весь лист испортил.

– Голубцы, тетя, – лениво ответил Генка, обдумывая ход, – голубцы, тетя, это мещанский предрассудок. Мы не какие-нибудь нэпманы, чтобы голубцы есть. И потом, какие же это голубцы с пшенной кашей? Были бы хоть с мясом.

– Ты меня еще учить будешь!

– Честное слово, тетя, я вам удивляюсь, – продолжал разглагольствовать Генка, не отрывая глаз от шахмат. – Вы, можно сказать, такой видный человек, а волнуетесь из-за какой-то несчастной кочерыжки, здоровье свое расстраиваете.

– Не тебе о моем здоровье беспокоиться, – проворчала Агриппина Тихоновна, разрезая тесто на лапшу. – Довольно, молчи! Молчи, а то вот этой скалки отведаешь.

– Я молчу. А скалкой не грозитесь, все равно не ударите.

– Это почему? – Агриппина Тихоновна угрожающе выпрямилась во весь свой могучий рост.

– Не ударите.

– Почему не ударю, спрашиваю я тебя?

– Почему? – Генка поднял пешку и задумчиво держал ее в руке. – Потому что вы меня любите, тетенька, любите и уважаете…

– Дурень, ну, право, дурень! – засмеялась Агриппина Тихоновна. – Ну почему ты такой дурень?

– Мат! – объявил вдруг Слава.

– Где? Где? Где мат? – заволновался Генка. – Правда… Вот видите, тетя, – добавил он плачущим голосом, – из-за ваших голубцов верную партию проиграл!

– Невелика беда! – сказала Агриппина Тихоновна и вышла в кухню.

– Что ты, Генка, все время с теткой ссоришься? – сказал Слава. – Как тебе не стыдно!

– Я? Ссорюсь? Что ты! Это разве ссора? У нее такая манера разговаривать – и всё. – Генка снова начал расставлять фигуры на доске. – Давай сыграем, Миша.

– Нет, – сказал Миша, – пошли во двор… Чего дома сидеть!

Генка сложил шахматы, закрыл доску, и мальчики побежали во двор.

Глава 18Борька-жила

Уже май, но снег на заднем дворе еще не сошел.

Наваленные за зиму сугробы осели, почернели, сжались, но, защищенные восемью этажами тесно стоящих зданий, не сдавались солнцу, которое изредка вползало во двор и дремало на узкой полоске асфальта, на белых квадратах «классов», где прыгали девочки.

Потом солнце поднималось, лениво карабкалось по стене все выше и выше, пока не скрывалось за домами, и только вспученные расщелины асфальта еще долго выдыхали из земли теплый волнующий запах.

Мальчики играли царскими медяками в пристеночек. Генка изо всех сил расставлял пальцы, чтобы дотянуться от своей монеты до Мишкиной.

– Нет, не достанешь, – говорил Миша, – не достанешь… Бей, Жила, твоя очередь.

– Мы вдарим, – бормотал Борька, прицеливаясь на Славину монету, – мы вдарим… Есть! – Его широкий сплюснутый пятак покрыл Славин. – Гони копейку, буржуй!

Слава покраснел:

– Я уже всё проиграл. За мной будет.

– Что же ты в игру лезешь? – закричал Борька. – Здесь в долг не играют. Давай деньги!

– Я ведь сказал тебе – нету. Отыграю и отдам.

– Ах так?! – Борька схватил Славин пятак. – Отдашь долг – тогда получишь обратно.

– Какое ты имеешь право? – Славин голос дрожал от волнения, на бледных щеках выступил румянец. – Какое ты имеешь право это делать?

– Значит, имею, – бормотал Борька, пряча пятак в карман. – Будешь знать в другой раз.

Миша протянул Борьке копейку:

– На, отдай ему биту… А ты, Славка, не имеешь денег – так не играй.

– Не возьму, – мотнул головой Борька, – чужие не возьму. Пусть он сам отдает.

– Зажилить хочешь?

– Может, хочу…

– Не выйдет. Отдай Славке биту!

– А тебе чего? – ощерился Борька. – Ты здесь что за хозяин?

– Не отдашь? – Миша вплотную придвинулся к Борьке.

– Дай ему, Мишка! – крикнул Генка и тоже подступил к Борьке.

Но Миша отстранил его:

– Постой, Генка, я сам… Ну, последний раз спрашиваю: отдашь?

Борька отступил на шаг, отвел глаза. Брошенный им пятак зазвенел на камнях.

– На, пусть подавится! Подумаешь, какой заступник нашелся…

Он отошел в сторону, бросая на Мишу злобные взгляды.

Игра расстроилась. Мальчики сидели возле стены на теплом асфальте и грелись на солнце.

В верхушках чахлых деревьев путался звон колоколов, доносившийся из церкви Николы на Плотниках. На протянутых от дерева к дереву веревках трепетало развешанное для сушки белье; деревянные прищепки вздрагивали, наклоняясь то в одну, то в другую сторону. Какая-то бесстрашная женщина стояла на подоконнике в пятом этаже и, держась рукой за раму, мыла окно.

Миша сидел на сложенных во дворе ржавых батареях парового отопления и насмешливо посматривал на Борьку. Сорвалось! Не удалось прикарманить чужие деньги. Недаром его Жилой зовут! Торгует на Смоленском папиросами врассыпную и ирисками, которые для блеска облизывает языком. И отец его, Филин, завскладом, – такой же спекулянт…

А Борька как ни в чем не бывало рассказывал ребятам о попрыгунчиках.

– Закутается такой попрыгунчик в простыню, – шмыгая носом, говорил Борька, – во рту электрическая лампочка, на ногах пружины. Прыгнет с улицы прямо в пятый этаж и грабит всех подряд. И через дома прыгает. Только милиция к нему, а он скок – и уже на другой улице.

– А ну тебя! – Миша пренебрежительно махнул рукой. – Болтун ты, и больше ничего. «Попрыгунчики»… – передразнил он Борьку. – Ты еще про подвал расскажи, про мертвецов своих.

– А что, – сказал Борька, – в подвале мертвецы живут. Там раньше кладбище было. Они кричат и стонут по ночам, аж страшно.