Читать книгу "Его сильные руки - Дэнис Аллен"

Арман достал из жилетного кармана платок и вытер лоб.

– Со временем страх начнет сходить на нет, – сказал он. – Жестокость Бодена и порядки, которые он завел в Бель-Флер, заставят рабов взбунтоваться, и скоро найдутся новые храбрецы, способные рискнуть и решиться на побег. Тем более что ты прекрасно умеешь эти побеги организовывать и вывозить рабов за пределы штата. Это ведь твой первый… провал.

– Даже один провал – это много, Арман, – сокрушенно вздохнул Люсьен и направился к французским дверям, ведущим на балкон, чтобы еще раз глотнуть свежего воздуха и услышать шепот прохладного ветра. Арман остался позади в тени.

В комнате повисла долгая, мучительная тишина.

– Может быть, это было предзнаменование, – сказал наконец Люсьен, скорее самому себе, чем Арману.

– Что, mon ami?

Люсьен обернулся к Арману и мрачно, самоуничижительно усмехнулся:

– Погода стоит необычно жаркая для этого времени года. Слишком душно, я целый день задыхаюсь. Вышел на балкон и задумался о… разных вещах, и вдруг подул прохладный ветерок. Знаешь, Арман, я уловил в нем запах швейцарских гор. И резкое дуновение ветра с берегов Темзы. Меня охватило жуткое, мистическое чувство. Теперь я понимаю, что это было предзнаменованием, предвестием твоей дурной новости.

– Черные, креолы – все мы суеверны. Возможно, это действительно было предзнаменованием, но не обязательно плохим.

– Мне лично так не кажется! – гортанно хмыкнул Люсьен.

– Нет, Люсьен. Избиение рабов было вчера. Может быть, этот прохладный ветер – твое спиритическое перемещение в те места, где ты был счастлив и безмятежен, – добрый знак. Возможно, что-то хорошее ждет тебя впереди, что-то, что придет из Европы.

Люсьен тут же подумал об Энни, и сердце быстрее забилось в его груди, но он решительно отогнал от себя глупую, тоскливую мысль и сделал кислую мину:

– Мой друг, это слишком вольная интерпретация прихоти речного ветерка!

– Возможно. – Арман пожал плечами и улыбнулся – чисто французский жест. – Я не предсказатель. Если хочешь узнать свое будущее, тебе нужно сходить к колдунье, королеве вуду.

– Единственное, что я вижу в будущем для себя и Юга, – это борьба и опасности, – покачал головой Люсьен.

– Так будет не всегда, mon ami. Ты сможешь сделать так, чтобы на эту землю пришли перемены. Постепенно, не сразу, но жизнь будет меняться – как меняется, выходя из берегов, по весне Миссисипи. И однажды эти изменения станут необратимыми, и тогда никто не сможет препятствовать им. А пока эти времена не наступят, тебе придется действовать втайне, носить маску и играть чужую роль.

Люсьен вздохнул и, отвернувшись, стал смотреть в ночное небо.

* * *

– Оно очень милое, Энни, но совсем не белое. – Реджи критически рассматривал сквозь очки темно-голубое платье племянницы.

– Не хочешь же ты, чтобы я вырядилась в белое, как какая-нибудь дебютантка, только что вышедшая из-за школьной парты, дядя Реджи? Господи, мне ведь уже двадцать три года!

– Я подумал, что следует придерживаться традиции и в первый раз выйти в здешний свет в платье соответствующего цвета. Все юные леди, насколько мне известно, впервые показываются в свете на открытии сезона в опере. Там будет море белого и, возможно, всего лишь одно пятнышко темно-голубого.

– Прекрасно, – ответила Энни, надевая золотой браслет поверх перчатки, которая доходила ей до локтя. – Мне не хотелось бы выглядеть еще одним клочком пены на поверхности этого белого моря. Мне нравится отличаться от других. Если же там действительно будет так много совсем молоденьких девиц, то лучше мне надеть что-нибудь оригинальное, чтобы выделяться из толпы. Старая дева вроде меня должна любыми средствами привлекать к себе внимание!

– Какая глупость! – раздался мощный голос Кэтрин, и вслед за этими словами она появилась на пороге гостиной. – Ты всегда будешь оригинальна, дорогая, вне зависимости от того, какое выберешь платье. Ты прекрасна. Ты пошла в мою породу.

– Ты тоже замечательно выглядишь, тетя Кэтрин, – отозвалась Энни, оценив ее наряд. – В фиолетовом ты настоящая королева.

– Я думаю, что это из-за роста и груди, – согласилась Кэтрин, поправляя волосы, подобранные наверх и уложенные в нарочито простую прическу, которая подчеркивала строгую элегантность ее платья и пелерины.

– Эхм. – Реджи сдавленно хмыкнул и покраснел.

– В чем дело, Реджинальд? – Кэтрин обернулась и смерила его взглядом с головы до пят. Реджи смущенно теребил ус. – Ах да, конечно. Ты тоже наряден. Всем мужчинам очень идет черный цвет.

– Господи, неужели ты думаешь, что я ждал комплимента? – Он взволнованно переминался с ноги на ногу.

– Но если тебе не хочется быть замеченным и обласканным вниманием, почему ты так странно кашляешь?

– Если хочешь знать, я категорически возражаю против твоего использования слова «грудь» в такой грубой и непринужденной манере, не говоря уже о смешанной компании!

– Боже, да ты настоящий ханжа, Реджинальд! Ты считаешь, что Энни никогда прежде не слышала этого слова? Ты очень сдержан, но ради собственного блага больше не возражай. Если ты в своем преклонном возрасте никогда не слышал, чтобы в женском обществе произносилось это слово, мне тебя искренне жаль.

– Избавьте меня от вашей жалости, мадам, – сухо отозвался Реджи с видом оскорбленного достоинства. – Я горжусь своим незапятнанным прошлым, и мне не в чем себя упрекнуть. Хотя оно, вероятно, кажется вам не таким бурным и насыщенным событиями, как ваше. Мы поедем в оперу наконец? Надеюсь, леди, я буду избавлен от ваших оскорблений и вольности манер в таком многолюдном и почтенном месте, как театр?

Реджи бросил устрашающий взгляд на Энни. Он понимал, что никаким влиянием на Кэтрин не обладает и что к ее манерам, вероятно, относятся с терпимостью в том кругу, в котором она вращается уже двадцать лет. Но мнение, которое сложится в свете об Энни, ему было небезразлично. А сегодняшний выезд в оперу во многом повлияет на то, как ее примут в наиболее предпочтительных кругах Нового Орлеана.

Энни не была уверена, что ее и дядюшкины представления о «предпочтительных кругах» совпадают, но не хотела спорить и расстраивать его перед самым отъездом в оперу. Она ласково улыбнулась и ответила как следовало:

– Я буду вести себя как ангел, дядя.

– Тогда пошли? – с облегчением вздохнул Реджи и предложил ей руку. – Экипаж ждет уже четверть часа.

Энни просунула руку в перчатке под локоть Реджи. Он вел ее через холл к входной двери, когда она сжала его руку и с улыбкой спросила:

– Ты ничего не забываешь, дядя?

– Гардения в петлице, театральный бинокль, деньги, чистый платок в кармане, – нахмурившись, пробормотал он. – Что же я мог забыть?

– Эхм!

Они обернулись на Кэтрин, которая так талантливо его передразнила. Она поджала губы, скрестила руки на груди и, уставившись в потолок, нетерпеливо постукивала носком туфли по персидскому ковру. Лучшего напоминания о том, что – вернее, кого – он забыл, невозможно было представить.