Читать книгу "Книга ночей - Сильви Жермен"

Но тут, в постели с Мелани, Виктор-Фландрен наконец познал истинную сладость любви, ее острую, пряную сладость, что бесконечно будоражила его изголодавшуюся плоть.

Папаша Валькур вскорости умер, выкрикнув напоследок: «Слава императору!» Впрочем, смерть оборвала его на полуслове. «Слава им!..» — прошамкал он, но тут челюсть его отвисла, и он с разинутым ртом рухнул на пол; кончилось время иллюзий.

Мелани уважила последнюю волю отца — быть похороненным в солдатском мундире, с ружьем и всей прочей военной амуницией. Однако ревматизм настолько изуродовал тело старого вояки, что оказалось невозможно натянуть на него ветхий мундир. Тогда Мелани полностью распорола его, собираясь затем сшить заново прямо на теле умершего, скукоженного, словно какое-то неведомое высохшее насекомое. Но и это ухищрение ни к чему не привело: когда покойника стали укладывать в гроб, пришлось разбивать ему все кости железным ломом, чтобы хоть мало-мальски выпрямить, и под этими ударами мундир опять разлезся по швам. Тем не менее бравый солдат Валькур, до последнего вздоха верный своему императору, был погребен в военном, пусть и разодранном, облачении, вытянувшись по стойке «смирно» меж четырех досок гроба и со ржавым ружьем, приткнутым с правого бока.

Малое время спустя Матье-Малинка отправился вслед за хозяином. Смерть и его застала в самый разгар любимого дела. Однажды утром Жан-Франсуа-Железный Штырь обнаружил своего напарника уткнувшимся в стенку, в самом укромном местечке хлева: тот так и застыл стоя, с опущенными руками; расстегнутые штаны лежали гармошкой на деревянных сабо. Пришлось звать на помощь Виктора-Фландрена, иначе умершего никак было не оторвать от стены, — последняя «жена» Матье-Малинки крепко держала своего любовника, и, делать нечего, они прибегли к пиле. Так его и схоронили без той единственной части тела, к которой он проявлял хоть какой-то интерес. А она, эта часть, осталась навсегда вмурованной в стенку хлева, где ей (как сказал Жан-Франсуа-Железный Штырь, замазывая дыру цементом, чтобы укрыть последнюю память о друге) будет куда лучше, нежели в холодной земле, вместе с остальным телом.

С каждым месяцем Виктор-Фландрен проникался все большей любовью к земле, все крепче врастал в крестьянскую жизнь. Снег уже стаял, и он с удовольствием оглядывал подсыхающие поля и луга вокруг фермы, ручьи, пруды и болота, куда постепенно слетались стаи птиц, спасавшихся от зимы в дальних краях.

Валькуры владели самыми обширными угодьями в Черноземье и, вдобавок, весьма удачно расположенными. Соседи звали их землю Синим Жиром — она была необычайно плодородна, а свежевспаханные борозды и впрямь лоснились на солнце, точно политые маслом.

Вообще в Черноземье каждый участок носил имя, связанное с его качеством или историей. Так, имелись здесь Лунные Болота, Волчья Баня, Дымная Лужа, Кабаний Колодезь и Бешеный Ручей. Рощам вокруг домов также присвоили названия: одной — Лес Ветреных Любовей, другой — Утренний Подлесок, третьей — Мертвое Эхо. Именно в этой последней, самой густой из всех, Виктор-Фландрен и повстречал волка. Каждый из семнадцати домов тоже имел прозвище, его сохранили даже те, что развалились. И, конечно, почти все обитатели селения присоединяли к своим именам меткую кличку. Верхняя Ферма утратила прежнее название «Валькур-слава-императору»; теперь она стала домом Пеньеля-Золотая Ночь.

Золотая Ночь созерцал землю, простиравшуюся вокруг него, еще более молчаливую и медлительную, чем сонная вода каналов, столь же скупую и суровую, как шахта, где каждый божий день приходилось бороться за существование. Только плоды, которые он вырывал у этой земли, принадлежали ему самому, и, извлекая их из подземного мрака, он нес их к свету.

Виктор-Фландрен никогда не рассказывал Мелани о своем прошлом; он пришел к ней и остался в ее жизни незнакомцем. И она не задавала ему никаких вопросов, только втихомолку дивилась его золотистой тени и странному ожерелью из семи молочно-белых бусинок, которые даже у него на шее неизменно оставались холодными. Но она догадывалась, что человек, один взгляд которого замутняет зеркала, на любые вопросы может дать еще более диковинные ответы. И потом, к чему ей знать, откуда пришел этот человек; главное, теперь он здесь, с нею. При нем хозяйство ее расцветало, стада множились, земля приносила обильный урожай, и даже ее собственное тело стало плодородным. Ибо наконец в ее чреве шевельнулся ребенок.

4

Он появился летним днем. Никто так и не понял, зачем он покинул лес в такое время года и средь бела дня пришел в селение. Когда он затрусил по улицам Черноземья, испуганные крестьяне первым делом позапирали во дворах скот и детей, затем вооружились косами, топорами и вилами и, в сопровождении собак, бросились ловить Зверя. Однако волк бежал своей дорогой, не помышляя о добыче на лугах и в усадьбах, не обращая никакого внимания на орущую толпу и псов, спешивших за ним следом. Он мчался так быстро, что никто не смог его догнать, и когда, срезав путь через поля, добрался до Верхней Фермы, его преследователи еще пыхтели у подножия холма.

Виктор-Фландрен тотчас признал голос волка. Только на сей раз в нем звучал не тот безумный пронзительный смех, а долгая страдальческая жалоба.

Волк рухнул посреди двора на бок; в таком положении его и застал Виктор-Фландрен. Увидев волка, он не оробел и не удивился, хотя со времени его ночевки в лесу прошло более двух лет. Присев на корточки рядом с лежащим зверем, он легонько приподнял его голову.

Волк перестал визжать; слышно было только глухое, прерывистое биение его сердца. В желтых глазах сверкнул живой огонек, который из яркого сделался тусклым, а потом и вовсе померк в черных дырах зрачков. Из-под упавших век тонкой струйкой вытекли слезы, и Виктор-Фландрен, покрепче сжав голову зверя, слизнул эти едкие, горько-соленые капли. Голова волка тяжело упала к его ногам.

Заметив ватагу крестьян, спешивших к его ферме, Виктор-Фландрен схватил волка в охапку, унес в амбар и запер.

Все мужчины поселка, некоторые даже с женами, стояли у ворот; едва они вошли во двор, как Золотая Ночь пошел им навстречу, объявил, что волк мертв и они могут расходиться по домам. Но крестьяне во что бы то ни стало хотели увидеть мертвого Зверя и бросить его останки собакам. Золотая Ночь отказался — еще, мол, рано показывать им волка, — и выставил за ворота.

Прошло несколько часов, уже давно стемнело, когда на дороге, ведущей к Верхней Ферме, поднялся оглушительный шум. Грохот кастрюль, горшков и котелков, в которые били палками, перемежался с воплями мужчин и женщин, нестройным пением, топотом и злобным смехом. Шум становился все громче, поднимался, как прилив; толпа с угрожающими криками шла на приступ фермы.

Взвыли и разлаялись собаки; услышав их, тревожно замычали коровы в хлеву. Мелани испуганно вскочила с кровати, обхватив руками высокий живот. «Они собрались нас ославить! — в ужасе воскликнула она. — Хотят проучить!» Золотая Ночь не сразу понял смысл ее слов. «Что мы такого сделали?» — недоуменно спросил он. «Нас не любят, — просто ответила Мелани. — Ты чужак, а женился на мне. Здесь так не принято. И потом, эта история с волком…»