Читать книгу "Круглые кубики - Анна Мосьпанов"

Потом шорох какой-то. Звяканье. Что-то льется.

– Олег, да кому нужно твое геройство?! Погоны положишь? Куда ты их положишь, придурок? На нары? Зин, ну ты хоть образумь этого Базарова. Нигилист нашелся, мать его.

Это, кажется, дедушка. Интересно, что такое нары? А нигилист – это кто? На мотоциклиста похоже…

Дальше я провалилась в сон.

Наутро мы с Сережкой, выбравшись под честное слово из-под опеки взрослых – всего на часок! – вновь побежали к мороженщице. По дороге съели эти самые козинаки. Невероятно вкусно.

Тетя Маша узнала нас сразу.

Долго уламывать ее не пришлось.

– Вот по той улочке, где кусты. И налево. Там и санаторий будет ихний. Они у входа сидят всегда. Их много там. Только не лезли бы вы к ним, ребята… Ой, сейчас опять рыдать буду. Идите уже отсюда! Вон у меня народу сколько! Идите отседова, дайте работать.

Дальше все прошло как по маслу. По дороге к санаторию мы с Сережкой сперли кулек козинаков у хромого добродушного дяди Гурама, торговавшего на углу сладостями. Пока Серега выяснял у него, как пройти на улицу 25-летия Комсомола – хрен ее знает, была ли она вообще в этом Саки, – я стащила беленький сверточек с уже расфасованным липким лакомством.

Не для себя. Для Вани.

Ваню мы увидели сразу. Он сидел прямо у чугунных ворот на своей дощечке, совершенно один. Перед ним стояла огромная кружка пива. Сидел и смотрел в пустоту.

Мимо фланировали курортники. Кто-то с полотенцем через плечо, кто-то – с приемником под мышкой, кто-то с новеньким модным фотоаппаратом «Смена».

Никого из окружающих не удивляла дикая, омерзительная в своей обреченности картина. Прямо на асфальте, в пыли, под огромным лохматым кустом раскидистого южного растения сидел обрубок мальчика. Мальчика лет так двадцати. И пил пиво.

– Ваня, привет. Мы тебе… козинаки принесли. Вот.

Сережка выудил из кармана шорт пакетик с козинаками.

Когда он только успел? Надо же. Ведь кулек у меня в руках. Значит, еще один спер.

Ваня поднял мутные глаза.

– На, Ваня, еще вот мой пакетик. Это тоже тебе, – это уже я. Голос почему-то совсем охрип. Из горла вылетал какой-то надтреснутый птичий клекот. – И Андрею, и Серому. Здесь всем хватит.

Ваня качнулся вперед. Как неваляшка, некстати подумалось мне. Туда-сюда. Туда-сюда.

– Дай поцелую. – Притянул нас к себе обеими руками. Меня левой, Сережку – правой.

Пакетики привалились к кружке пива. Пахнуло странным прогорклым запахом. То ли болезни, то ли тела немытого, то ли просто горечи какой. В носу снова защипало. Сережка зашмыгал носом.

– Спасибо, ребятки. Ох, хоть что-то светлое. Может, и мамка скоро приедет. И совсем хорошо будет. Спасибочки.

Заскорузлой рукой провел по моим волосам. Ногти давно не стрижены – больно царапнули кожу. Мелькнула выпуклая кровавая шишка на ладони. Мозоль, наверное.

– Бегите, вон папки ваши ждут. А то ругаться еще будут. Нечего вам тут, с недобитками… Бегите к папкам.

Я обернулась. В пяти метрах от нас, в тени кустов, стояли дедушка и дядя Олег. Стояли и улыбались. Но мне показалось, что у дедушки на лице что-то блестит. Может, слезы. А может, просто отблеск фонаря, не знаю. Дедушки ведь не плачут.

Глава 8

Держи вора!

На этом тема «не тронь чужое!» для меня была закрыта. Уже повзрослев и переехав в другую страну, я однажды столкнулась с детским воровством и почему-то вспомнила тот давний случай с козинаками.

Тогда я брала не для себя. Точнее, мы с Сережкой не для себя брали. Ваня – полумальчик-полудощечка, этот тоскливый, кисловатый запах безысходности, и липкие, блестящие козинаки – все это свалялось в какой-то единый смерзшийся комок воспоминаний, которые спрятаны где-то глубоко-глубоко, в самом потайном закоулке сознания.

И вдруг, почти двадцать пять лет спустя, в вылизанном до блеска немецком магазине эти воспоминания всплыли на поверхность – словно открылся невидимый шлюз. Клацанье слышно было. Не зубов, нет. Воспоминаний. Картинок из прошлого.

В том самом магазине, куда я зашла во время обеденного перерыва купить всякой ерунды, поймали вора. Не вора – так, воришку мелкого.

Щупленький птенец лет девяти со спутанными темными кудряшками и огромными миндалевидными глазищами. Секьюрити на выходе заметил, что мальчик, только что расплатившийся за покупки, на несколько секунд нерешительно застыл перед стендом со сладостями, а потом, сунув что-то в карман, попытался выскользнуть наружу.

Улов был достаточно богат: три упаковки жевательной резинки по пятьдесят пять центов каждая и один чупа-чупс. При себе у мальчишки был увесистый пакет, набитый всякими шампунями, зубными пастами, гелями для душа. Еще какие-то средства для мытья кафеля, раствор для очистки плиты. Шампуни и пасты все не в единственном экземпляре – видимо, на большую семью. Судя по внешнему виду мальчика, семья скорее всего восточная.

– Что же ты творишь? – пряча улыбку в седые усы, сурово прорычал охранник, периодически затыкая хрипевшую что-то неразборчивое рацию на поясе. К тому же самому поясу, только за спиной крепилась и дубинка. – Я вот сейчас родителям позвоню! Как тебя зовут? У тебя документы какие-нибудь есть с собой – проездной билет, например?

Глаза ребенка наполнились слезами. С перепугу он начал ковырять в носу и переминаться с ноги на ногу как страус. Пакет с покупками был для него слишком тяжел, но он упрямо держал его на весу, в результате и без того тощенькая фигурка его перекосилась в сторону двери. Время от времени он поддергивал пакет повыше, отчего его еще больше перекашивало, и молчал как партизан.

Подошла кассирша.

– А я видела, мальчик за покупки расплатился. Я еще его похвалила – какой, мол, молодец! Маме с папой помогаешь! И сдачи ему дала. Что-то около пяти евро, по-моему. Что же он не купил себе сладостей на сдачу? – И уже обращаясь к мальчику: – Как же тебе не стыдно?

Короткий горловой всхлип и гробовое молчание.

Расплатившись в другой кассе, я поравнялась с выходом как раз в тот момент, когда охранник, так ничего внятного и не добившись, отпустил пацаненка восвояси.

Мы вместе с мальчиком вышли на улицу. И тут его прорвало. Слезы градом полились по хорошенькому личику. Он прислонился к стеклянной стене магазина, чтобы перехватить пакет.

– Что же, у тебя денег не было заплатить за чупа-чупс? Тебе мама с папой не покупают? – спрашиваю просто потому, что уйти и оставить плачущего ребенка, пусть и воришку, как-то не того… Не знаю. Кошки бы у меня на душе скребли потом.

Мальчик повернул ко мне заплаканную мордочку, улыбнулся.

– Были деньги. Вот! – Сует руку в карман достаточно заношенных, но при этом чистеньких джинсов. На смуглой ладошке – сдача. Пять евро монетами, и еще какое-то количество центов. – И вот еще чек. Смотрите, все точно. Сам не знаю, что на меня нашло. Если бы я потратил деньги, попало бы от папы сильно. Он всегда сдачу пересчитывает всю-всю. И чек всегда проверяет! И никогда не разрешает тратить просто так, без списка.