Читать книгу "Астро. Любовник Кассиопеи - Эдуард Тополь"

Проклиная себя, я жал и жал на газ, но буквально через двадцать миль был вынужден остановиться — впереди не только весь фривэй, но и обочины по обе его стороны были забиты машинами таких же несчастных, как мы, родителей.

Выскочив из машины, я пошел вперед узнать, надолго ли эта пробка. Оказалось — навсегда. Оказалось, у всех машин, достигающих границы тридцатимильной зоны, установленной пришельцами, сами собой выключаются двигатели. А те, кто пытается пересечь эту границу пешком, натыкаются на непроницаемую, но совершенно прозрачную и вязкую, как резина, стену. Правда, поверить в это с чужих слов было невозможно, и я упрямо протиснулся вперед к самой границе, то есть к тому, что не имело ни цвета, ни запаха, ни даже какой-то видимой, тектальной поверхности, и, тем не менее, глухо преграждало дорогу.

Со стороны это выглядело почти смешно — как мужчины и женщины, словно мимы, отчаянно атакуют незримый «резиновый занавес», увязая в воздухе, сгустившимся до плотности каучука. Кто-то пытался с размаху пробить эту «стену» плечом, кто-то ногами, а еще кто-то гаечным ключом, но и те, и другие, и третьи просто вязли в этой незримой жевательной резине и с трудом вытаскивали себя из нее. Мужчины матерились, женщины рыдали, но когда наш шериф Вильям Ли-младший подогнал к этой «стене» пожарную машину и попробовал — безуспешно, конечно — найти верх этой стены, чтобы перелезть через нее, меня осенила другая идея. Я бегом вернулся в машину, развернул ее и помчался на юг, к Медвежьей горе.

4

Кристофер Говард не был моим другом, больше того — я его вообще никогда не видел. Но я знал, что он мне не откажет. Потому что всех моряков — даже бывших — связывает негласное братство, и в самых разных портах я не раз слышал, как при крике «Полундра!» совершенно незнакомые моряки бросались на выручку даже русским матросам.

Крис до сорока лет служил в sea seals, подводной десантуре, а теперь у него свой бизнес на Медвежьей горе.

На эту гору крутой спиралью и подчас под уклоном аж в семьдесят градусов взбиралась узкая каменистая дорога. Ее отвесные бока, вырубленные в граните и сланцах, были накрыты стальными сетками, но это не гарантировало от камнепадов, обвалов и селей. Даже старые и седые от времени столбики с телефонными проводами и экранами новеньких солнечных батарей, повсеместно насаждаемых нашим президентом, стояли косо, словно тролли. Однако я снова насиловал свой «Форд», выжимая из мотора все соки. Если бы мистер Генри Форд был жив и видел меня в эти минуты, он бы немедленно подарил мне новую машину, а эту взял в музей своей компании. Но никто, кроме горных косуль, белок, ястребов и моей жены Кэт, не видел ни меня, ни моей машины, да и Кэтти, честно говоря, вряд ли что-то видела в эти минуты. Сидя на заднем сиденье, она двумя руками — враспор — держалась за боковые поручни и, закрыв глаза, в ужасе просила: «Easy! Тише! Easy, Steve!» Но я не снижал скорость даже когда слышал, как швыряло в багажнике труп несчастного Бакса. Вы когда-нибудь видели, как коровы, растопырив ноги, взбираются по крутым горным склонам? Иногда мне казалось, что мой «Форд» держит дорогу именно таким, коровьим способом…

Но вот мы одолели подъем и вымахнули на знаменитое Медвежье плато — плоскую и словно саблей срубленную вершину горы площадью не больше четверти футбольного поля. Здесь находилось бревенчатое бунгало Криса и огромный сарай с красной крышей, перед которым дюжий бородач в дырявой соломенной шляпе и таком же дырявом тельнике сворачивал сдутую и расстеленную на земле оболочку цветного воздушного шара. Впрочем, подъехать к бородачу было почти невозможно из-за четырех разнопородных, но могучих псов, которые молча бросились навстречу машине. А Крис даже не оглянулся на рев мотора. Пришлось нажать на клаксон, только после этого он разогнулся и свистнул так, что собаки присели на задние лапы и, поджав хвосты, послушно вернулись к нему, исподтишка оглядываясь на меня и скаля свои желтые клыки.

Я подъехал к жерди, ограждавшей площадку с пустой «наволочкой» воздушного шара, и опустил стекло боковой двери.

— Привет, Крис. Я Стив Виндсор, служил на «Джоне Кеннеди». А ты, я знаю, был в seals. — И я кивнул на собак. — Могу я выйти из машины?

5

Что делал Тамерлан, захватив город? А Навуходоносор? А царь Ирод? И вообще все цари, шахи, короли и прочие, даже самые просвещенные полководцы?

Говорят, что в 1814-м Александр Первый, захватив Париж, на три дня отдал город своим казакам, которые всех парижанок изнасиловали в позе «бистро а-ля рус».

А в 1945-м, через два месяца после падения Берлина, немки сделали тридцать тысяч абортов.

Но одно дело, когда речь идет о статистике, а другое, когда вы видите по телевизору колонну заплаканных девочек, обреченно спускающихся в подземные бомбоубежища, вырытые под стадионом «Мемориал Колизей» еще в середине прошлого века, когда мы готовились к войне с СССР. Тогда считалось, что русские не будут бомбить пустые стадионы — мол, какой в этом смысл? — и потому под всеми стадионами до сих пор таятся многоэтажные бомбоубежища с неприкосновенным запасом продуктов на десятки тысяч лиц. Теперь, подгоняемые бичами двухметроворостых черно-зеленых охранников, похожих на исполинских жуков-рогоносцев в глухих, как у космонавтов, шлемах и зеленых комбинезонах, наши двенадцати-пятнадцатилетние девочки бесконечной колонной тянулись по South Figueroa street к «Мемориал Колизей» и, словно узницы Освенцима, исчезали в жерлах подземных ворот.

А тем временем посреди стадиона, на новой «Пирамиде Кукулькана» происходило действо еще страшнее. Туда — уж не знаю каким образом, возможно, прямо по воздуху — доставили из университета Беркли и Силиконовой долины самых знаменитых ученых и айтишников, чьи лица знакомы всему миру по научным и научно-популярным телепрограммам, церемониям вручения Нобелевских премий и презентаций новейших гаджетов и научных открытий. Исполинские янычары безжалостно гнали этих пожилых, лысеющих или убеленных сединами мужчин все выше и выше по каменным ступеням пирамиды, и когда вместе с ними телекамера пришельцев взобралась наконец на платформу «Ягуаров и Орлов», мы с ужасом и отвращением увидели наконец этих тварей, это «недостающее звено эволюции», снявших свои черные шлемы. Громадные сутулые полулюди со стесанными черепами и руками до колен, они одним взмахом меча отсекали голову очередной павшей на колени жертве, тут же хватали за волосы отсеченную голову и жадно пили ее горячую кровь. А в это время другие набрасывались на отсеченное тело, кинжалами и ножами вскрывали в нем грудную клетку, волосатыми лапо-руками вырывали сердце и печень и, выпятив хищные челюсти, жрали их с дикарским торжеством и упоением.

Увидев это, Кэтти второй раз упала в обморок.

Но я даже не пошевелился, чтобы помочь ей. Поскольку неизвестно, что лучше — видеть это или лежать без сознания. Лично я такое отвратительное зрелище видел только один раз, в августе 2013-го, когда Гленн Бэк по своему телеканалу показал Америке лидера сирийских «братьев-мусульман», которому, оказывается, наше правительство поставляло оружие. Этот, с позволения сказать, «оппозиционер» демонстрировал перед камерой свою точно такую же мезозойскую сущность — с тем же людоедским торжеством вскрывал грудную клетку убитого им асадовского солдата и жрал его сердце.