Читать книгу "Сен-Жермен. Человек, не желавший умирать. Том 1. Маска из ниоткуда - Жеральд Мессадье"

— Ян, — сказал он, — думаю, вы довольно исповедовались, не сознавая всей тяжести этого. Я предлагаю сделать перерыв. Отложим продолжение беседы на потом. Желаю вам доброй ночи. And flights of angels sing thee to the rest.[22]

9. ВСЕМИРНОЕ ТЯГОТЕНИЕ

На следующий день после откровений Яна Хендрикса выдался погожий вечер. Они только что закончили холодный ужин из вареных яиц, чеддера и орехов. Пили портвейн, на десерт были груши.

— Мой мальчик, — сказал наконец Бриджмен, — думаю, род ваших занятий теперь совершенно ясен. Банкир.

— Банкир?

— На проценты с того, что вы в состоянии ссудить, вы за год удвоите ваш капитал.

Ян Хендрикс посмотрел на него, ожидая дальнейших объяснений.

— Достаточно обратить некоторую часть целого в английские фунты.

— А затем?

Вопрос вызвал у Бриджмена взрыв неудержимого смеха. Когда же приступ веселости прошел, он сказал серьезно:

— В самом деле затем… Тут-то все и начинается. И вот тут я мог бы вам оказаться полезен.

Ян Хендрикс по-прежнему не понимал.

— Богатство, Ян, это цена, которую вы назначаете за вашу душу. Скажите мне: надеюсь, вы считаете, что она стоит дороже всего этого?

Вопрос пронзил Яна, словно тонкая шпага. Да, он знал, что украл сокровище как плату за собственную душу. Слезы брызнули из его глаз. Бриджмен кивнул.

— Таково было мое ощущение в саутгемптонской карете. Спасибо, что подтвердили его.

Весь в слезах, Ян Хендрикс бросился к ногам Бриджмена. Он долго плакал. Англичанин гладил юношу по голове.

— Мудрость сурова, я знаю. Но, благодарение Богу, у вас есть способности.

Ян Хендрикс поднял на Бриджмена блуждающие глаза. Схватил его руки и стал целовать.

— Сядьте, — сказал Бриджмен.

Казалось, он и сам был взволнован и озабочен, хотя старался не показать этого.

— Сколько вам лет?

— Я… я не знаю. Брат Игнасио говорил, что мне было около семи, когда он… занялся моим воспитанием. Я пробыл с ним десять лет.

— Значит, семнадцать. Если вы, такой молодой и уже такой богатый, испросите королевский патент на открытие банка, это возбудит подозрения. Но если сделать то же самое с партнером, известным в деловых кругах Лондона, все предположат, что у вас есть кое-какие средства и я беру вас компаньоном, чтобы поднатаскать в делах. И послушайте меня, Ян: на католиков в этой стране смотрят довольно косо, если не сказать больше. Так что лучше всем говорить, что вы лютеранин. Вы не против?

— Нет, — ответил Ян, улыбаясь.

— Хорошо. К тому же жизнь в любом обществе требует, чтобы люди рядились в нравственные одежды. Подобно тому как они прикрывают тело, им надо чем-то прикрывать и душу, понимаете? Люди прикрывают свои недостатки и пороки всякими выдумками, точно так же, как прячут толстое брюхо под просторным жилетом или искореженные подагрой ноги в больших сапогах. Сыновья мужланов рассказывают, что в детстве у них были гувернеры; те, кто попирает религиозные заповеди, не упускают случая покрасоваться в храме; неверные жены тайком наведываются к своим любовникам.

Ян задумчиво улыбнулся, удивленный этим уроком лицемерия.

— Лишь убогие, отчаявшиеся и неосторожные говорят правду. Если только вы не философ или врач, остерегайтесь открывать другим то, во что верите, ибо у каждого свой свет в окошке и ваша правда ценна только для вас.

Ошеломленный, Ян широко раскрыл глаза. Да кто же он такой, Соломон Бриджмен? Было понятно, что эти наставления — ради его же блага, но все же проповедь была полной противоположностью тому, чему учил его брат Игнасио, разглагольствовавший о добродетели, а сам подчинявшийся только пороку, не говоря уж об ужасной донье Консепсьон де Лос Артабасес.

Юноша огляделся вокруг. Дом вдруг показался ему пещерой, полной тайн. Поскрипывала деревянная обшивка стен, трещали дрова в камине; какая-то скрытая жизнь оживляла это место. Он не знал какая, но предчувствовал, что ее душой был Соломон Бриджмен. В первый раз за долгое время Ян перестал бояться.

Но о чем же думал его благодетель, погруженный в свои непроницаемые мысли? Через какое-то время Соломон взял бутылку с портвейном и наполнил бокал Яна, потом свой.

— Не так давно, — сказал он наконец словно через силу, — я потерял друга, которого ценил превыше всего. Это был знаменитый человек. Настолько знаменитый, что нация удостоила его высшей чести, выставив его останки в Иерусалимском приделе Вестминстерского аббатства. А ведь в этом было отказано многим вельможам. Даже последовавшая вскоре смерть короля Георга Первого и то меньше взволновала умы, за исключением двора и политических партий, разумеется.

Он обратил к Яну Хендриксу опечаленный взгляд.

— Его звали Исаак Ньютон, — сказал Соломон Бриджмен. — Сэр Исаак Ньютон.[23]

Ян никогда не слышал этого имени.

— Этот человек раскрыл некоторые из тайн Вселенной, — продолжил Бриджмен. — Вам надо знать его имя. Что же касается его трудов, то всей вашей жизни, будь она даже долгой, едва ли хватит, чтобы изучить их все. И вам понадобится еще одна, чтобы углубить это знание.

В растерянности Ян не знал, что сказать.

— Какие же тайны он раскрыл? — спросил он робко, опасаясь натолкнуться на сарказм.

— Для начала, законы всемирного тяготения. Вы когда-нибудь задавались вопросом, Ян, почему Луна не падает на Землю и почему яблоко падает с дерева?

Тайна была настолько очевидной, что молодой человек лишился дара речи. В самом деле, почему?

— Потому что притяжение большой Земли слишком сильно для маленького яблока, падающего на нее. Тогда как Луна, лишь уловленная земным притяжением, находится слишком далеко и у Земли ее оспаривает притяжение Солнца.

Яну вдруг захотелось съесть половинку груши, лежавшей на тарелке, но он сдержался из опасения, что это покажется вызывающим.

— Ибо этот мир, Ян, управляется законом — законом притяжения.

— Тогда выходит, что сильнейшие опять в выигрыше, — заметил Ян желчно, ссутулившись над столом.

В его лице опять появилось ожесточение, как в первый вечер.

Бриджмен наблюдал за юношей с легкой улыбкой.

— Это вы думаете о себе, Ян. Закон же, о котором я говорю, это закон всемирного притяжения. Но существует также закон отталкивания. Если какой-то предмет противен вам, то, даже если он гораздо сильнее вас, вы не подвергнетесь его притяжению.