Читать книгу "Князь-пират. Гроза Русского моря - Василий Седугин"

Владимирко продолжал озабоченно:

— Против меня киевский князь собирает большие силы. Донесли мне, что готовятся к походу на Галич войска самого Всеволода, его родных братьев, двоюродного брата Владимира Давыдыча, двух Мстиславичей — Изяслава и Ростислава, сына Святослава и польского князя Владислава. Не устоять мне одному против них. Завтра еду к своему тестю, венгерскому королю, просить помощи. Ничего, мы еще посмотрим, кто кого переважит!

— Но ты об отъезде мне ничего не сообщал, — обиженно проговорила Анна.

— Так получилось. Просто весть об угрозе пришла только что, пришлось решение принимать немедля.

Наутро, когда Иван еще спал, Владимирко отбыл в Венгрию.

Проснувшись, Иван засобирался домой.

— Куда ты? — остановила его Анна. — Хоть позавтракай.

— В дороге перекушу, — отвечал он, отводя взгляд.

— Э, нет, так не пойдет, — воспротивилась княгиня. — Ты нарушаешь все обычаи гостеприимства, пойдем в трапезную, я угощу тебя, а там на все четыре стороны!

Слуги им принесли легкий завтрак — пирог с яйцами на коровьем масле и молоко. Ели в молчании. Наконец Анна взглянула на него и спросила, тая озорнинку в глазах:

— И какие такие дела привели тебя в Галич?

Иван поперхнулся, откашлялся, взглянул на нее. Она лукаво и по-доброму смотрела на него, и он осмелел:

— Никаких дел в вашем городе у меня нет.

— Так зачем же приехал?

Он безнадежно махнул рукой, сказал обреченно:

— Хотел тебя увидеть.

Тотчас густой румянец покрыл ее щеки. Она засмеялась, тихо, радостно, будто про себя, и у него отлегло от сердца: не стала насмехаться и издеваться, это уже хорошо!

— А я сразу догадалась, — тихо проговорила она и тотчас взглянула ему в глаза. И этот взгляд, сияющий, ослепительный, сказал больше, чем ее слова.

Они доели завтрак, встали, она сказала:

— Перед дорогой погуляем немного?

Он кивнул. На него нахлынули такие чувства, что он не мог говорить.

Они вышли в сад. Сад был небольшой, засажен вишнями и яблонями, вдоль дорожки росли кусты смородины и крыжовника, повсюду островками были разбросаны цветы, отчего сад имел вид радужный, праздничный.

— Садом занимается дед Матвей, — говорила Анна, шагая рядом с Иваном и старательно глядя под ноги. — Он очень любит возиться в саду, особенно его радуют цветы, он их достает где только может. Поэтому такая красота вокруг!

Они прошли до конца сада, остановились. Она стояла совсем рядом с ним, он ощущал ее пьянящий запах, а взгляд дурманил и завораживал, и он непроизвольно взял ее за руки и притянул к себе. Она испуганно взглянула ему в глаза, но не сделала усилия, чтобы отстраниться, и он прижал ее к себе, гладя по спине.

— Я люблю тебя, — прошептал он.

Она видела, как его влечет к ней. Ее немало забавляло то, как он старался бороться с этим чувством. Анна часто ловила на себе его взгляды, видела, как жадно следит он за каждым ее движением, но стоило лишь ей поднять глаза, как он тотчас поспешно отворачивался. Сначала ее забавляла эта игра, а потом она стала думать о нем и теперь с ужасом поняла, что влюбилась и не в силах противостоять его желаниям.

— Я люблю тебя, — повторил он.

Ей было хорошо с ним, но она помнила, что она — замужняя женщина и пора прекращать эту игру, что сейчас она отойдет от него и все останется по-старому. Но отходить не хотелось, она ждала с трепетом, что будет дальше.

— А ты любишь меня? — спросил он и, не дожидаясь ответа, стал целовать ее шею, потом щеку и почти тут же прильнул к ее губам. Она знала пресные поцелуи старого Владимирко, которые схожи были с поцелуями матери и других близких людей. А теперь все ее существо будто взорвалось пламенем, и по телу прошла сладостная дрожь. Она теснее прижалась к нему и стала отвечать на поцелуи, позабыв и о муже, и обо всем на свете.

Потом наваждение прошло, они стояли, обнявшись, тяжело дыша. С трудом приходили в себя. А потом он не выдержал и снова стал целовать ее.

— Ну полно, полно, — странно измененным голосом произнесла она и попыталась освободиться из его объятий. Ей показалось, что кто-то наблюдает за ними.

— Что случилось? — спросил он, заметив ее беспокойство.

— Ничего. Просто так, нам надо идти, — сбивчиво отвечала она.

Они прошли несколько шагов ко дворцу. Он произнес решительно:

— Как вернется дядя, я с ним объяснюсь.

Она с ужасом уставилась на него.

— Ты хочешь ему все рассказать о нас?

— Конечно. Он поймет, что мы любим друг друга, и отпустит тебя.

— Я не ослышалась? Ты намерен раскрыть наши отношения?

— Он стар для тебя, разве сам не понимает? Я знаю, что он человек не глупый и сделает все, чтобы мы были вместе.

— Он убьет нас! — со стоном проговорила она.

И тут Иван вспомнил, как Владимирко в Вислице сначала приказал наградить венгра за помощь во взятии города, а потом палач ослепил его, вырвал язык и оскопил. А какая судьба ожидает его?..

Но ни он, ни она об этом не стали задумываться. Потекли счастливые дни, наполненные тайными встречами или где-то в потаенном уголке сада, или где-нибудь на окраине Галича, или в ее светлице, или его горнице.

Как-то он спросил:

— Владимирко тебя не забижал?

— Ни разу. Он любит меня, мне хорошо с ним живется.

— А почему тогда со мной? — ревниво спросил он.

— Шестьдесят ему.

— Ну и что?

Она посмотрела ему в глаза, подумала, ответила:

— Поживешь — узнаешь. Не дай Бог тебе со старухой жить. Да еще нелюбимой…

А потом добавила:

— Многие бояре в Галиче ненавидят Владимирко. Жестокий он. Иных притеснил, других обидел, кто-то разных бед натерпелся. А бояре — это большая сила, шутить с ними нельзя.

— По себе знаю, — подтвердил Иван. — Они главная моя опора. Как и всякого князя.

Они таились от людей и думали, что никто не замечает их встреч. Однако дней через пять в коридоре дворца Ивана остановил боярин-огнищанин Владислав Витанович, на ответственности которого лежало все течение жизни вотчины и сохранность княжеского имущества. Щуря хитроватые глаза, проговорил заговорщически:

— Знает ли князь, что на свете нельзя утаить двух вещей — воровство и любовную связь с чужой женой?

— Это ты о чем? — меняясь в лице, спросил Иван.

— Нельзя скрыть потому, — продолжал боярин, будто не слышал вопроса, — что оба эти случая волнуют всех людей и никто к ним не остается равнодушным.