Читать книгу "Тени "Желтого доминиона" - Рахим Эсенов"

Тени «желтого доминиона»

Успехи строительства социализма в республиках Средней Азии, всенародная поддержка всех добрых дел и начинаний советской власти вызывали звериную злобу у наших классовых врагов.

Международный империализм и его наемники стремились помешать этому победному шествию, лезли из кожи вон, чтобы повернуть колесо истории вспять. На границах советских среднеазиатских республик при активном содействии империалистических разведок сколачивались новые басмаческие отряды, подвозилось оружие, перегруппировывались силы…

В марте 1929 года эмиссары английской разведки, бывший эмир бухарский, лидеры узбекской и таджикской эмиграции, басмаческие предводители созвали секретное совещание, где наметили конкретный план вторжения на территорию Таджикистана. Возглавлять объединенные басмаческие силы было поручено Ибрагим-беку.

Вскоре представители английской разведки провели аналогичное совещание с басмаческими лидерами туркменской эмиграции.

Стан Ибрагим-бека часто навещали агенты английских специальных служб. Они инструктировали басмаческие отряды, привозили деньги, оружие, боеприпасы…

Историческая справка

Взмыленный конь с едва державшимся в седле седоком на полном скаку влетел в просторный двор, занимавший почти весь городской квартал. С недавних пор Джунаид-хан со своей челядью жил попеременно то в селении Кафтар-хана, то в самом Герате. Гонец был необычным: его величество афганский король Надир-шах прислал Джунаид-хану любезное письмо, где называл того единоверным братом и другом, милостиво приглашал приехать в Кабул.

Королевское приглашение Джунаид-хан принял без особой радости. В душе он вообще презирал всех афганских правителей, у которых семь пятниц на неделе: то они милуются с Россией и Англией, то заигрывают с Германией и Турцией. Но что поделаешь, придется ехать. Не афганский король поселился на земле хивинского хана, а Джунаид-хану со своим семейством, родичами пришлось искать прибежище в чужом краю. Не поедешь, так, чего доброго, Надир-шах выдаст всех большевикам, да еще куш за их головы отхватит… Екнуло сердце Джунаид-хана, но вспомнил о Кейли, о Мадере и чуточку успокоился – благо есть защитники… И все же Джунаид-хана охватывала гордость: как-никак сам король приглашает… Надо ехать! Интересно, что там стряслось?

На ранней зорьке по безлюдным гератским улицам мимо полуразвалившейся крепости – останков городища Искандера Двурогого – пронеслась кавалькада во главе с Джунаид-ханом. Их было двенадцать – ханские сыновья Эшши-бай и Эймир-бай, палач Непес Джелат, безносый Аннамет, ставший в последнее время правой рукой хана, чем вызвал у Непеса черную зависть и глухую ненависть. Остальные – верные хану нукеры, молодые воины. Еще до восхода солнца они выбрались на каменистую дорогу и через семь дней доскакали до Кандагара, второго по величине афганского города. Чтобы не привлекать внимания людей, хан решил не останавливаться здесь, лишь позволил сопровождающим, не сходя с коней, задержаться у величественного мавзолея Ахмед-шаха. Джунаид-хан невольно залюбовался изящными, как арабские клинки, минаретами, окружавшими позолоченный яйцевидный купол.

На тринадцатые сутки усталые и запыленные всадники добрались наконец до небольшого селения, откуда до афганской столицы рукой подать. Здесь Джунаид-хан неожиданно приказал расседлать коней и привести себя в порядок. Не подобает хивинскому владыке выглядеть утомленным, жалким. Что подумает о нем Надир-шах? А другие? Еще в пути от верных людей прознал, что предстоит встреча и с бухарским эмиром Сейид Алим-ханом, и с курбаши Ибрагим-беком, возможно, и с Кейли. Что им понадобилось от хивинского хана? Если послушать мешхедских сумасбродов с их вдохновителями из Парижа, то против большевиков надо было выступить еще этой весной. Безумцы! Но чем дольше, тем глубже пускает дерево корни, так и большевики. А уже идет тысяча девятьсот тридцатый год…

Вечером, когда все уснули, Джунаид-хан долго лежал в темноте с открытыми глазами, перебирая в памяти все, что пришлось увидеть и услышать в пути.

Неспокойно нынче в Афганистане. Какой тут покой, когда два коня залягались – англичане и немцы. Правду говорят, два дервиша на одной подстилке улягутся, два шаха и на всей земле не уместятся. Да и в народе смута, голытьба глаз не отрывает от Советского Туркестана, где большевики раздали байские земли, и в родном селе Бедиркенте его, ханские, угодья отвели под колхоз. И в самой королевской семье разлад, вот-вот, гляди, старший сын Надир-шаха свергнет отца и воцарится на престоле. Обошлось бы без отцеубийства. Дурной пример, как черную оспу, ветром разносит… Вообще-то не мешало бы самую малость проучить короля, чтобы смилостивился к туркменам, живущим на афганской земле. Не то им и дыхнуть нельзя, налогами давят – смотри, скоро всех туркмен афганцами запишут, на родном языке не всюду заговоришь…

Джунаид-хан перевернулся на другой бок, пытаясь уснуть. Завтра трудный день: впереди – Кабул, встречи, обеды, беседы… Хорошо бы без выкрутас, а то каждый куражится – устал хан от таких игр. Живо представил перед собой Сейид Алим-хана: поди, все такой же круглый да гладкий, как откормленный кот, наверное, как и прежде, не расстается с царскими эполетами генерал-адъютанта – о, страсть как любил ими щеголять! Всю жизнь пытался удержать в одной руке два арбуза: то подлизывался к падишаху, то становился на задние лапки перед англичанами. Недаром на него обижался Ибрагим-бек. Вот это джигит! Высокий, плечистый, с короткой сарбазской бородой. Взглянет, будто кинжалом пронзит, но упрям как осел. Погубит его характер.

Джунаид-хан встрепенулся – за окном мелькнула тень. Кто это? Уж не подослал ли Кейли убийц? За что? Может, пронюхал о Мадере? Откуда? Немцы народ деловой, солидный, без них даже шахиншахская династия теперь и шагу сделать не смеет, англичанам они давно пятки отдавили, даже в иранском правительстве своих людей расставили, до афганцев добрались, глядишь – и ставленников Кейли вытеснят.

Снаружи что-то завозилось; рука Джунаид-хана невольно потянулась под подушку, к прохладной рукояти маузера. Да это же стража, нукеры, их еще с вечера расставил Эшши! Хан подосадовал на себя: стареешь и труса праздновать стал…

Но сон, проклятый, не шел, в голову продолжали лезть какие-то путаные мысли… Кто приедет – Лоуренс или Кейли? Когда в Афганистане вспыхнул мятеж этого самозванца Бачаи Сакао, провозгласившего себя афганским эмиром, то Лоуренс отирался здесь. И года не прошло. Джунаид-хану вовсе не было жаль сверженного с трона и бежавшего в Италию Амануллу-хана. Поделом собаке! В двадцать первом с Советской Россией дружественный договор заключил, к Ленину послов своих снарядил… Показалось мало, и в двадцать шестом с Советами еще один договор подписал – о нейтралитете и взаимном ненападении. Это тогда, когда он, хивинский владыка, загнанным зверем метался по Каракумам, бился, как шип, выброшенный на амударьинский лед. Выскочка Бачаи Сакао продержался недолго, как пришел, так и ушел. Его сменил Надир-шах – не обошлось без англичан.

Завтра, если будет угодно Аллаху, Джунаид-хан увидится с Надир-шахом, новым королем Афганистана. Встретится и с англичанами. Но какой Кейли, к шайтану, англичанин? Большеротый, волосатый, как обезьяна… Полковник британской армии, он был родом из Львова, сыном владельца ювелирного магазина, крупного коммерсанта. Перед Первой мировой войной Кейли – его тогда звали Изей Фишманом – по воле отца поехал в Лондон, но война, то ли еще что-то помешало ему вернуться на родину. Там он женился на богатой англичанке, принял британское подданство и взял фамилию тестя, матерого разведчика Интеллидженс сервис, друга военного министра Уинстона Черчилля.