Читать книгу "До чего ж оно все запоздало - Джеймс Келман"

Может, и впрямь стоило отправиться в «Глэнсиз». Чем не идея? Непременно же найдется там какой-нибудь мудак, который одолжит ему пару фунтов; да тот же долбаный старина Моррис, который за стойкой торчит, раздражительный старый ублюдок, даже он помог бы Сэмми, точно, на хер, помог бы. Но не со зрением, друг, знаю, что говорю, не с гребаными глазами! исус христос всемогущий! Ладно, угомонись. Движение тут жуткое, ему еще улицу переходить, а как ее перейдешь, ни единого шанса, в одиночку-то, ни хера, невозможно, в жопу; исключено.

Терпение это добродетель, правильно говорят.

Терпение. Ну, где вы, ублюдки? Он принимается постукивать пяткой по бордюрному камню, почему-то опустив голову пониже. Я слепой, говорит он на случай, если кто-то есть рядом. Да ведь должен же кто-нибудь быть. Только бы не легавые. Терпение, ты должен ему научиться. Научиться просто стоять здесь, как проклятый. Как это там поется?.. Какое, на хер, поется, друг, куда тебя опять понесло?

Ну, наконец-то, голоса. Он снова постукивает по бордюру. Вы не могли бы перевести меня через улицу? спрашивает.

Что?

Я ничего не вижу.

…

Я слепой.

Ты слепой?

Ага.

Сэмми слышит, как мужик посапывает, вроде как пытаясь понять, правда это или нет. Палку я дома забыл, говорит Сэмми.

Ладно, друг, хорошо, подожди минуту, пока свет не сменится… Потом он шепчет что-то и кто-то отвечает ему, тоже шепотом. И у Сэмми сдают нервы. Он вдруг жутко пугается. Снова шепот. В чем дело, исусе, голос словно бы знакомый, вроде как он его знает; а это плохо, друг, охеренно плохо: это ж может быть какой угодно мудак. Любой, друг, знаю, что говорю.

Тут мужик стискивает левое запястье Сэмми и тянет: сюда, приятель… Сэмми сводят с тротуара, он пытается совладать с ногами, совладать со своими ногами, сообразить, как ему идти, но не может выровнять шаги, не может управлять ими, приходится приноравливаться к этому мудаку, идти, как идет он. Рядом еще какие-то люди, точно, он их слышит. Слышит, как они переговариваются или еще что, вроде шелеста какого-то жуткого ветра, этакий сквознячок или как там, но громкий, это голоса, голоса, словно приносимые ветром, но совсем рядом с ним, друг. Христос всемогущий, христос всемогущий, тебе вспоминаются все ублюдки, с какими ты когда-либо цапался, за многие годы, это ж может быть любой из них, любой долбаный дрочила

Ты в порядке, приятель?

Ага.

Он притормаживает, снова идет. И врезается в этого малого.

Мать твою!

Прости, я это… Исусе, он вроде как кланяется, кланяется, представляешь?

Ладно, не переживай, говорит малый.

Да я ничего.

Бурчат чего-то. Он все слышит.

Ну, вот, тут край.

Хорошо.

Нащупал?

Ага. Сэмми вступает на тротуар и не останавливается, пока не добирается до стены; а это и не стена никакая, магазинная витрина, ладонь касается стекла; он запыхался; ах, мать, выдохся, измотался полностью, будто марафон пробежал. Долбаная нервозность, сплошные нервы. Особенно после того, как чего-то сделал. И ведь всякий захлебанный раз. Мускулы стягивает; все стягивает, всякий раз; ну просто все напрягается, на хер, каждая часть твоего уделанного организма. А ему же еще одну улицу переходить, теперь-то понятно, где он, ну, то есть, он так думает, там еще улица за углом, ему надо за угол свернуть, вот щас уйду с этого долбаного места и сверну, во имя исуса-христа всемогуще задроченного. Машины-то как ревут. Ну-ну-ну-ну, охереть можно, чтоб я, к перематери, сдох

исусе, ладно

Бурчат-бурчат. Где-то совсем рядом. Люди проходят мимо. Да и шли бы все они на хер.

Господи-господи, он на мели, просто-напросто на мели. Ублюдки. Суки драные. Шуточка, а? мать их. Ублюдки. Это я про фараонов. Сэмми, на хер, знает, что к чему. Он все, на хер, знает. Глотает слюни, во рту пересохло, он кашляет, мокрота, наклоняется сплюнуть на тротуар. Он все еще стоит у витрины. Но теперь отталкивается от нее. Стекло отвечает каким-то стоном. Шаг в сторону. Покурить бы, обалденно хочется покурить, и присесть, отдохнуть. С ума сойти, друг, ну полная долбаная дьявольщина.

И ведь сам виноват, виноват сам кругом, больше никто, никто больше, только он, и это его совсем уделывает.

Он ощупывает витрину – теплая. Тут стоять нельзя, люди смотрят, которые в магазине, вот выйдут щас и навешают пенделей, да еще и вооруженный наряд вызовут. Идти надо. А куда! А налево. Исусе-христе. Ладно. Ладно, это мы проходили. Ты давай следи за собой. Нашумишь тут, набуянишь, на хера тебе это нужно. Ты лучше успокаивайся. Самое для тебя занятие. А после двигай, двигай.

Он уже рядом с центром города, вот он где. И все у него путем. Всего-то пара улиц осталась. Вот эта первая, потом вторая, ну, может, еще одна, перед самой главной, после мост, а как мост перейдешь

вот он, тут, на месте

А как доберешься до Элен, господи, свалишься, на хер, и проспишь долбаную неделю. Если только не грохнешься на трепаной улице, друг, сил уже ни хера никаких нет, только что кончились, теперь одна надежда – на руки и на колени, так он это дело понимает, потому что уже плюхнулся на четвереньки и ползет по улице. Какого же хрена, друг. Какого хрена! На что это все похоже? На долбаный ночной кошмар, без шуток! Долбаный кошмар вроде мультяшек распродроченного Уолта Диснея, друг, в сравнении с этим, исус-христос всемогущий, Багс Банни[6]так это вообще полный гвоздец, точно тебе говорю!

Ладно. Двигайся.

Поспать! Заснуть прям щас и проспать до утра. Он до того, на хер, устал, что и есть-то, наверное, не станет. Когда доберется до дому. И там будет лежать чек, пособие, стало быть.

В гробу он видал завтрашний четверг. Хватит с него и пятницы.

Идем дальше. Держи дыхание, ты выступил в путь, не думая об этом, похлопывай ладонью по витрине, потом по стене, и правильно, молодец, еще бы вот палкой разжиться. Ладно, хоть погода хорошая. И на том, мать ее, спасибо. Пару месяцев назад тут вообще хрен знает что было. Все тротуары обледенели, друг, долбаная смерть, да и только.

Чем хорошо зрение: ты хоть можешь натолкнуться на какого-нибудь знакомого мудилу. А щас ты просто перебрался из пункта А в пункт Б, только и остается – надеяться, что он сам тебя заметит. Я к тому, что это же центр города, бубена мать, да он ни разу не прослонялся здесь так долго, не встретив кого-нибудь, он же тогда все видел; хоть какого ни на есть попрошайку, уж кого-нибудь да встретил бы, не боись.

Сэмми выпрямляется. Надо соответствовать образу. Исусе-христе, кто тут кого обманывает! Он же гудел с самой пятницы, гудел, друг, охеренно, охеренно здорово гудел.