Читать книгу "Лабиринты рая - Ник Саган"

Продолжаю?

И вот я стою здесь, наслаждаясь солнечным теплом (погода, естественно, стояла превосходная), смотрю вниз с крыши, а в памяти моей всплывает чувство вины и отвращения к себе, потому что я уже и раньше думал о том, чтобы спрыгнуть вниз. Я думал о смерти, умирании, о самоубийстве как средстве освобождения. Капризный, капризный Хэллоуин. Химически несбалансированный. Да, я много размышлял на эту тему.

— Не вини себя, — улыбнулся я, стараясь не смотреть вниз. — Ты делаешь все, что в твоих силах, но у меня патологическое отвращение к авторитету.

— Старая железяка.

Кто-то меня так называл, может быть и не один раз. Только не помню кто. Не знаю, понимаешь ли ты, что твоя жизнь имеет ценность. В ней есть и смысл, и цель, есть даже красота и высшее предназначение, просто все это прячется от повседневного взгляда.

(Школьники в классе, все поют хором: «Я особенный! В моей жизни есть цель!»)

Викторина по мифологии.

Греческие боги наказали Сизифа, заставив катить на гору огромный камень. Всякий раз, когда он уже был близок к вершине, руки его соскальзывали и камень катился вниз. Ему приходилось снова и снова катить камень вверх. Эту задачу можно было выполнять до бесконечности. Это была пытка.

Вопрос: Какой проступок совершил Сизиф?

Ответ: Он заточил в темницу бога смерти, и никто больше не мог умереть.

Вы — программист ГВР. Для чего создавать мир, в котором можно пораниться, но нельзя умереть? Если уж создавать что-то, почему бы не сотворить Рай?

Как говорил Камю: «Попробуйте представить Сизифа счастливым».

— Нет необходимости убеждать меня, что моя жизнь имеет ценность, — ответил я, пытаясь переварить ее слова.

* * *

— Врача, — велел я.

Нэнни все предвидела правильно. Сломана лодыжка, вывихнуто плечо, повреждены ребра. Больно, очень больно. Но полет был таким стремительным.

— Врача, — повторил я, смеясь сквозь стиснутые зубы.

Когда Нэнни меня штопала, я подумал: «Этот мир был обезврежен ради моей безопасности». Когда боль отступила, я попросил Нэнни показать мне файлы.

Прямо перед глазами возник небольшой прямоугольник, он фосфоресцировал, изумрудно-зеленым цветом. Он плавал в воздухе, мигал, и мне так и хотелось до него дотронуться. Я протянул руку внутрь него. Почувствовал легкое покалывание, сумел раскрыть содержимое папки «кровотечение» — появились значки и символы. Неприятно видеть свои пальцы, превратившиеся в бегающих насекомых, но я продолжал. Я делаю это не в первый раз. Я двигался навстречу самому себе, медленно, но верно: эти голографические изображения были моим личным каталогом. Мой каталог. И мои файлы.

Удача.

Я мог открывать скрытую информацию вручную, простым движением пальцев. Повернул иконки против часовой стрелки — философия, художественная литература, теория, искусство, исследования, я продвигался к медицинскому файлу. Сейчас он еще был мне не нужен, мне нужен мой личный файл. Я должен его хорошенько рассмотреть. Я дернул большим пальцем, чтобы вернуть иконки на место, потом вошел в них при помощи указательного и просмотрел одну за другой.

Личные файлы, поиск идентификации личности.

К большому моему сожалению, мой файл был на удивление безликим, у меня не было привычки пополнять его информацией (мне же не приходила мысль об амнезии), поэтому большая часть ее была загружена из общей базы. Кое-что там, конечно, было, что обычно бывает в общих файлах.

Я сдавал тесты по философии: Макиавелли, Сартр, Кант, Ницше и Хуарес, к ним прилагались биографии и материал по теме. Все они не были оценены, я почти совсем не помнил о тех тестах. Я просмотрел один или два, потом бросил и двинулся дальше.

Файлы о природе морали и бессмертия (рождение, смерть, отсутствие смерти, жизнь после смерти, реинкарнация и т. п.), мифы на эту тему со всего света (от Иштара до Балдура, от Савитри до Осириса), к ним прилагались трактаты по антропологии: об обычаях, теориях и ритуалах различных культур.

Сюда же затесалось исследование о бабочках.

А также полицейские фотографии 30-х годов. Жуткие. Автокатастрофа: водителю оторвало голову, она валяется отдельно от туловища прямо в песке, словно этот человек позволил детям закопать себя по самую голову. Но шеи нет. Я подумал об Орфее…

Орфей пытался спасти свою возлюбленную из страны мертвых. У него не получилось. Есть несколько вариантов мифа, описывающего его смерть. Он умер от горя. Или его убил Зевс, царь богов, наказал за то, что он раскрыл божественную тайну людям. Но чаще всего эта история заканчивается тем, что его разрывают на части обезумевшие дикие женщины — вакханки. Орфей не оказал должного уважения Хаосу (в дни Диониса), они разорвали его голыми руками и раскидали тело по всем частям света.

Иногда я четко могу представить это: голова Орфея на песке.

Художественную литературу я хранил в виде голограмм или в виде текстов — в довольно разнообразной первой части по большей части были книги, написанные в двадцатом веке и переведенные в голографический формат. Некоторые изготовлены в Голливуде. Немало сделано в Гонконге. Я узнал, римейк Зао Ши Янга «Ноль за поведение», но больше я не вспомнил ни одной. Ладно, хватит тратить на них время, решил я и вернулся назад.

Собрание литературы в виде текстов было куда скромнее. Полное собрание сочинений Лавкрафта. Только тексты, но какая разница? В его сумасшедших историях такая силища! Такая проницательность! Я знал их, знал все, мог процитировать абсолютно любое место в любой книге. Увидеть эти книги снова все равно что встретить старых друзей. Нет, больше чем друзей: я любил Лавкрафта. Если судить объективно, есть писатели намного лучше, но, как бы слаба и неуклюжа ни была его проза, сила его слова находила отклик в самых глубоких тайниках моей души.

Я подумал: и почему я такой, какой есть? Что заставляет меня поступать именно так? Почему у меня не мягкий, легкий характер?

Везде на полях были пометки. Большинство из них ничего особенного собой не представляли, но одна фраза все время повторялась, снова и снова. Она была написана от руки, и почерк был мой. «У врат ты не найдешь отдохновения».

Вход в общий файл?

Нет, наверное, что-то более значительное.

Нечто невразумительное копошилось у меня в голове, но понимание так и не пришло.

Кроме Лавкрафта моя библиотека могла похвастаться работами его последователей и вдохновителей, включая Дерлета, но на этом и все. Ни классиков, ни литературных знаменитостей, ни бульварных триллеров, ни даже какой-нибудь простенькой эротики.

Как можно было догадаться, моя подборка по теории хаоса состояла по большей части из книг по энтропии (Лоренц и ему подобные), а также нескольких вспомогательных работ по принципу Прескотта. Много теории, совсем мало практики. Я был разочарован, но только до тех пор, пока не натолкнулся на скрытый раздел, посвященный революции и восстаниям.