Читать книгу "Корень мандрагоры - Евгений Немец"

На этом наше общение закончилось.

Моя физиономия проецировала во внешний мир вполне конкретную информацию о произошедших со мной событиях. Мать чуть не упала в обморок.

— Господи! Какой кошмар! — воскликнула она, хватаясь за левую грудь, подразумевая, что где-то под ней колотится взволнованное сердце. Мама не могла обойтись без театральных жестов.

— Да ерунда, мам. С корешами повздорил. Такое случается, чтоб ты знала.

— Ах, оставь этот свой подростковый жаргон!..

— Уже забыл.

Мама захотела сию минуту пообщаться с родителями тех одноклассников:

— Скажи мне их имена! Я тебе обещаю, что эти молодые люди будут сильно сожалеть о содеянном и всячески корить себя за глупость! — Любовь к вычурной речи осталась у мамы со времен, когда она посещала студенческий драмкружок. Эту любовь, должен признаться, она отчасти привила и мне. — Мальчик мой! Кто сделал с тобой такое?!

Мне стоило больших усилий ее отговорить.

— Первый день в школе и такой ужас! — причитала мама. Как ты завтра пойдешь в школу?! Как ты выйдешь на улицу?!

— Как обычно, мам. Ногами. Не переживай, все будет нормально.

Отец, вернувшись с работы и ознакомившись с последними новостями, отнесся к ситуации более прагматично. Внимательно осмотрев телесные повреждения своего наследника, которые к тому времени матерью были тщательно промыты и обработаны медикаментами, он спросил:

— В чем дело, молодой человек?

— Вступил в неравную схватку с врагами пролетариата!

— Очень интересно, учитывая, что твои родители все-таки интеллигенция. — Отец улыбнулся, еще раз внимательно осмотрел мою синюшную физиономию, сделал вывод:

— Ладно, ничего страшного.

— Точно, — согласился я.

— За дело хоть?

— Конечно за дело.

— Прав был?

— Правее не бывает.

— Хорошо, правдолюб ты мой, — заключил отец, секунду поразмыслил, потом заглянул мне в глаза, спросил: — Повторится?

— Обязательно, — заверил я твердо.

Отец кивнул, и, удовлетворенный, вышел из моей комнаты. Отец вообще всегда понимал меня с полуслова. Минуту спустя я услышал, как он разговаривает по телефону со своим старым приятелем, вернее, настоятельно зовет его сегодня в гости.

На следующий день я, освещая себе дорогу фонарем в поллица, невозмутимо отправился в школу. Мама хотела было с помощью тонального крема привести мое лицо в более цивилизованный вид, но я наотрез отказался.

В класс я вошел, насвистывая «Собачий вальс». В помещении стало тихо. Предводитель местного хулиганства уже восседал за своей партой. Проходя мимо него, я улыбнулся разбитой губой, спросил беззаботно:

— Как там было в кружке? Накроили себе носков и карманов?

Лицо его перекосилось. Но если он и хотел что-то сказать или сделать, то не успел, потому что в этот момент дверь класса распахнулась и нашему взору предстала Дарья Семеновна. Ее взгляд со скоростью лазерного прицела пронесся по потенциальным мишеням, то есть ученикам, и замер на мне. Я подумал, что сейчас прогремит выстрел, но она ничего не сказала, просто поманила меня пальчиком, типа: иди-ка сюда, дорогуша! Видно, такое известие, как разбитое лицо нового ученика, по школьным коридорам распространяется со скоростью триста тридцать метров в секунду — как звук в атмосфере.

— Здравствуйте, Дарья Семеновна! — сказал я как можно жизнерадостнее.

— Ну-ка выйдем, — ровно произнесла классная руководительница, развернулась и, не оборачиваясь, покинула помещение.

В коридоре нам встретился учитель математики — худощавый мужчина лет тридцати пяти. Увидев мою физиономию, он сочувственно скривился. Дарья Семеновна сказала ему, что задержит меня минут на двадцать, на что он молча кивнул и поспешно проследовал в класс. Урок должен был начаться с минуты на минуту.

В учительской никого не было. Дарья Семеновна села за стол, пальцем указала мне на стул с другой стороны. Я опустился на предложенное место и приготовился внимать нравоучениям. Но речь пошла немного о другом:

— Если тебе есть что сказать, можешь говорить смело.

«Типа, медленно диктуй имена хулиганов, я записываю, да?»

— Я могу сказать, что пропускаю геометрию и волнуюсь по этому поводу, — ответил я с младенческой невинностью.

— Та-а-а-ак… Для человека, которому так разукрасили лицо, ты выглядишь уж очень… воодушевленно. — В словах Дарьи Семеновны сквозило подозрение. Оно и понятно: мое настроение не вписывалось в привычные рамки, а потому очень походило на «неадекватное поведение».

— Господи, Дарья Семеновна, какие пустяки! Пара синяков — с кем не бывает?

— Ну-ка давай к Насте… Анастасии Михайловне сходим, вдруг приняла решение Дарья Семеновна, решительно поднялась и направилась к выходу. Я пошел следом.

В то время в школах начали внедрять практику наблюдения подростков профессионалами от психических наук. Наша школа была одной из передовых в этом деле, так что у нас имелся личный психолог, которому Дарья Семеновна и захотела меня показать.

Анастасия Михайловна оказалась невысокой худощавой девушкой. На вид ей было года двадцать три — двадцать четыре. Когда мы вошли, она сидела к нам спиной, пила чай и листала какой-то цветастый глянцевый журнал. Я отметил, что по сравнению с пестрыми страницами этого журнала вся обстановка комнаты, включая саму хозяйку, выглядит как-то блекло. Анастасия Михайловна поднялась нам навстречу, поздоровалась с Дарьей Семеновной, протянула мне руку для рукопожатия, улыбнулась. У нее была располагающая дружеская улыбка, маленькая теплая ладонь с изящными пальчиками и грудь третьего размера. И еще… от нее пахло медом, должно быть, она добавляла его в чай.

Скользнув взглядом по такому богатству, как грудь третьего размера, я подумал, что с определением «блеклый» в описании хозяйки кабинета погорячился. Я тут же низвел ее из Анастасии Михайловны до Настеньки. Мысленно, конечно, для внутреннего пользования, так сказать.

Психолог бессовестно рассматривала мое лицо секунд десять, потом спросила:

— И как зовут нашего героя?

— Гвоздь, сударыня, — ответил я, вкладывая в слова максимум обольщения. Чего греха таить, Настенька возбуждала во мне древний инстинкт продолжения рода. А в четырнадцать лет этот инстинкт уже дает о себе знать вполне конкретными толчками, баллов эдак пять-шесть по шкале Рихтера.

— Интересное имя. Но вот форма гематомы на твоем лице куда интереснее! И кто же способен так фигурно ставить синяки?

«Типа хитрая, да?»

— Фонарный столб, Анастасия Михайловна. Они и не на такое способны!

— Теперь вы понимаете, почему я его к вам привела? — спросила психолога классный руководитель.