Читать книгу "Ведь я этого достойна - Сесиль фон Зигесар"

Сон с моих глаз стряхни, еще налей мне кофе, налей.

Что наделала ты, и стало еще больней.

Я вспоминал, пока бессонница не подкосила:

Ты брила голову, черное кружевное белье носила,

Шептала слова на ухо.

И все же ты шлюха…

На улице подмораживало, но от нервного возбуждения на веках Дэна проступил пот, а во рту стало сухо, как в пустыне. Дэн выплюнул горящую сигарету па тротуар, закрыл журнал и убрал его в черную сумку, висящую у него на плече. Если бы он взглянул на страницу в конце журнала, где помещалась информация об авторах, то нашел бы следующее: «Дэниел Хамфри (стихотворение, стр. 42) учащийся из Нью-Йорка. Это его первое опубликованное произведение». Но Дэн просто не мог больше листать журнал, когда сотни глаз вокруг пытались рассмотреть его и останавливались, чтобы прочитать его жестокое, злое стихотворение, в котором он был совершенно не уверен.

Дэн пошел по Бродвею в направлении школы, его руки ужасно тряслись. Если бы только он мог провернуть какое-нибудь дельце, например приостановить процесс печати «Нью-Йоркера», похитив все гласные буквы. Тогда поздно ночью все вышедшие номера этого приложения были бы изъяты из киосков и возвращены в типографию.

Да, если бы он был способен на такое.

— Здорово, пижон. — Дэн услышал за спиной знакомый самодовольный голос самого противного своего одноклассника из «Риверсайд». Дэн остановился, обернулся и увидел, как Чак Басе набрасывает на плечо всем известный темно-синий кашемировый шарф с монограммами и ухоженными пальцами поправляет мелированные волосы.

— Прикольное стихотворение там в «Нью-Иоркере».

Он похлопал Дэна по плечу, и розоватые монограммы на шарфе заблестели на солнце.

— Кто знал, что ты такой крутой?

Что, в последнее время в поведении Чака Басса появилось что-то голубоватое? Неужели? Может, так кажется только из-за того, что он сделал мелирование? И хотя он носил узкое кремовое шерстяное пальто от Ральфа Лорена и оранжевые кожаные кроссовки «Прада», это вовсе не означало, что он перестал приставать на вечеринках к беззащитным, напившимся вдрызг девицам. Возможно, это просто способ самовыражения.

Конечно же, с ориентацией у него все в порядке.

— Спасибо, — пробурчал Дэн, играя пластиковой крышкой от стаканчика с кофе. Что, Чак собирался идти с ним до школы и обсуждать по пути его стихотворение? Тут зазвонил сотовый Дэна, спасая его от необходимости отвечать на пустые вопросы Чака о том, сколько и чего он принял до того, как написал это стихотворение, или о том, о чем обычно любил поговорить Чак Басе по дороге в школу.

Дэн поднес телефон к уху. Чак еще раз похлопал его по плечу и пошел дальше.

— Алло?

— Поздравляю, сын! — кричал по телефону Руфус. Его отец никогда не вставал с постели раньше восьми, поэтому Дэн впервые разговаривал с ним в такую рань. — Ты просто крут, настоящая публикация! И где! В самом, блин, «Нью-Йоркере».

Дэн усмехнулся, ему было немного стыдно. В пыльной коробке в чулане было припрятано множество исписанных тетрадей его отца со странными разрозненными стихами. Даже, несмотря на то, что он являлся редактором журнала для малоизвестных поэтов-битников, Руфус сам никогда не публиковался.

— И ты не поверишь, — продолжал Руфус, по вдруг голос его замер. Дэн услышал, как в туалете сработал сливной бачок. Обычное явление. Отец разговаривал с ним, сидя в сортире.

Дэн допил кофе и ускорил шаг, направившись к 77-й улице. Если он не поторопится, то опоздает на химию. В этом, конечно, ничего плохого не было.

— Пап, ты еще там? — спросил он.

— Подожди, сын, — растерянно ответил Руфус. — Вот, теперь руки свободны.

В своем воображении Дэн рисовал, как отец вытирает руки о протертое красное полотенце, висевшее на двери в ванной, затем берет из-под волосатой подмышки свернутый трубочкой номер «Нью-Иоркера», чтобы снова прочитать стихотворение сына.

— Только что звонили председатели приемных комиссий из Колумбийского и Браунского университетов, чтобы сказать, как ты одарен, — объяснил Руфус. Он говорил как будто с набитым ртом, и Дэн услышал звук воды. Он что, чистил зубы?

— Как они нахваливали себя, жадные сволочи.

— Браунский и Колумбийский? Правда? — повторял с недоверием Дэн. Все вдруг для него слилось в еле двигающуюся океаническую массу: тротуар, витрины, пешеходы.

— Ты уверен, что звонили из Колумбийского и Брауна?

— Уверен в этом так же, как и в том, что моя моча желтого цвета, — небрежно бросил Руфус.

Обычно Дэн бледнел от грубости своего отца, но сейчас его больше волновал собственный успех. Может, быть опубликованным не так уж и плохо? Впереди вырисовывались черные двери школы «Риверсайд».

— Пап, мне надо на уроки. Спасибо, что позвонил. Спасибо за все, — сказал он, выражая переполнявшее его чувство привязанности к своему старому отцу-задире.

— Не за что, сын. И не выпендривайся там хотя бы, — пошутил Руфус, неудачно пытаясь скрыть гордость в своем хриплом голосе. — Помни, что поэты — народ простой.

— Я запомню, — честно пообещал Дэн. — Спасибо еще раз, папа.

Он выключил сотовый, распахнул дверь школы и, отмечаясь в журнале, помахал Агги, древнему школьному регистратору, который носил разные галстуки в зависимости от дня недели. Запищал мобильный, и он понял, что, пока он разговаривал с отцом, кто-то звонил. Во время уроков было запрещено пользоваться сотовыми телефонами, а первый урок уже начался, так что коридоры были пусты. Еле-еле поднимаясь по бетонной лестнице в химическую лабораторию, он включил автоответчик:

— Дэниел Хамфри, это говорит Расти Клейн из фирмы «Клейн, Ловенстейн и Шутт». Я прочла ваше стихотворение в «Нью-Иоркере» и, полагая, что у вас пока еще нет агента, хотела бы представлять вас. Я уже договорилась, что в пятницу вечером вы присутствуете в качестве гостя на шоу «Лучше, чем голые». Об этом еще поговорим. Вы, может, еще не знаете, Дэниел, но вы, блин, без пяти минут знаменитость. Людям нужен молодой серьезный поэт, чтобы они почувствовали себя полными ничтожествами. А теперь, когда их внимание у нас в кармане, уверена, мыто уж, блин, раскачаем маятник. Вы просто новоиспеченный Ките, и мы сделаем вас охрененно знаменитым за такой короткий срок, что вы станете думать, что таким и родились. Я этого просто жду не дождусь. Чао!

Дэн дрожал, стоя у двери химической лаборатории и еще раз прослушивая сообщение горластой Расти Клейн. Он слышал о Расти. Именно она заключила миллионный контракт на книгу с шотландским жокеем, который выдавал себя за незаконнорожденного сына принцессы Дианы. Дэн читал об этом в «Нью-Йорк пост». Он понятия не имел, что это за шоу «Лучше, чем голые», но круто с ее стороны, что она записала его туда, несмотря на то что они даже никогда не встречались. Ему очень понравилось и то, что она назвала его Китсом. Ките был один из тех, кто оказал на него самое большое влияние, и если уж Расти Клейн заметила это, прочитав лишь одно его стихотворение, конечно же, он хотел, чтобы она стала его агентом.