Читать книгу "Быть единственной - Людмила Белякова"

– А салфеток у вас в хозяйстве нет? – медовеньким голоском осведомилась Настя, оглядывая стол, куда было выставлено все Машино кулинарное богатство, включая три сорта варенья.

– Какие нежности при нашей бедности, – процедила Маша, сжимая спрятанные под столом кулаки – а то б отвесила этой девке по наглой роже.

– Мам, ты… как бы… – тихо проговорил Вадик.

– Ничего, – так же легко, будто ей до Маши и дела-то особенного не было, сказала Настя. – У нас платок есть для таких целей.

Она, ломаясь, как тульский пряник, вытерла свой ртище крошечным платочком и, спрятав его, глянула прямо Маше в глаза:

– Все, спасибо, Мария Степановна, за теплый прием и угощение. Нам пора.

«Нам?! Как это – «нам»?! Вадик что, с ней уедет? Прямо сейчас и уже… навсегда?»

Действительно, младший поспешно встал, встала и гостья. Она снова приторно улыбнулась:

– Всего хорошего. Не провожайте меня, Мария Степановна. Вовчик, ты с нами?

«Она и его с собой уведет?! Вот так просто – возьмет и уведет? Обоих?!»

– Да, сейчас оденусь, – скороговоркой ответил старший и поднялся.

– Да куда ж это вы на ночь глядя? – обрела дар речи Маша – надо же, эта кобыла только хвостом махнула, а они и горазды за ней бежать!

– Мы Настю проводим на станцию, – бесцветно ответил Вадик.

– А она что – маленькая, сама не доберется? Не ходите никуда!

– Мам, ну ты что – как девушку одну, ночью почти, отпустить?

Насти уже не было в комнате, и высказать сыну все, что накипело на душе за эти кошмарные сутки, Маше уже было невтерпеж.

– «Девушку»! Видали мы таких «девушек»!.. Сколько на ней мужиков перебывало, не спрашивал?… Нечего тут!.. Дома сиди! Мать велит!

– Ты, мам, по-моему, уже… совсем… И потише, пожалуйста!

Вадик махнул рукой и поспешно вышел вслед за гостьей и братом. В душе Маша надеялась, что наглячка подслушивает – а как нет? Наверняка подслушивает! И поймет, что пришлась не ко двору, и больше не появится.

Маша еще долго стояла, пытаясь уловить, о чем бубнят голоса, доносившиеся из сенцев, – они, кажется, довольно горячо спорили. Потом все стихло, хлопнула дверь, скрипнула калитка.

«Ушла, ушла – больше не вернется… А вернется – ей же хуже! Не «решила» она! Это я не решила!»

Брезгливо, двумя пальцами, собирая посуду со стола в тазик, – всю, не только ту, на которой остались розовые полукружия девкиной помады, – Маша размышляла, что сказать, когда вернутся ребята. Не ушли же они оба, на самом деле, безвозвратно, с этой носатой оглоедкой? А если ушли? И если сейчас не ушли, то что будет, когда их обоих все-таки сведут со двора голодные на мужиков девки-сыкухи?!

Чудо, что Маша не перебила подчистую родительский сервиз – руки у нее просто сводило от отвращения. Щедро окатив всю посуду крутым кипятком – словно выводя заразу, которую могла занести в дом эта «проститутка», – Маша расставила посуду сушиться на чистое полотенце и тщательно, как после грязной работы, вымыла руки. В сенцах послышался шум. Вернулись сыновья.

«Нет, оба вернулись, оба!»

Машу словно осыпало веселым, разноцветным конфетти – как в фильме далекой юности «Карнавальная ночь». Никуда они от нее не денутся – нет ничего дороже матери! Сейчас они придут ужинать… Ах, как же Маша их, родных, любила! Как хотела, чтобы они всегда были здесь, в ее доме, при ней!

Маша кинулась к холодильнику, вынуть и поставить разогревать кастрюльку с борщом, который так любил старший. Она выложила несколько ломтиков хорошей красной рыбки, незаметно «сэкономленных» с тарелок из кафе, и уже разлила борщок по тарелкам, но почему-то сыновья на запах, как обычно, не шли, и тогда Маша отправилась звать их к столу сама.

– Вадичка, Володенька, а вы почему кушать не идете?

Ребята сидели в комнате у старшего и смотрели по телевизору хоккей. В полутьме Маша разглядела, что Вадик только слегка повернулся в ее сторону и опять уставился на экран.

– А, сыночки?… Остынет все ведь.

Родные дети угрюмо молчали.

– А, Володенька? Ты чего такой? Чего вы оба?

Ничего не говоря, Володя встал, щелкнул выключателем у двери. Маше, едва приглядевшейся к полутьме, больно ударило светом по глазам.

– Мам, а как вообще это называется, а?

– Что «называется»? – возможно нежнее спросила Маша, беспомощно моргая.

– Вот то, как ты Настю принимала?

Машу, едва отошедшую от нервной трясучки, снова защемило жгучей обидой на сыновей. Он что – за эту шалаву родной матери выговаривать собрался?

– А что, а что? – затараторила она, опасаясь, что сейчас вступит с претензиями Вадим и ей не успеть высказать им свое недовольство. – Как я ее принимала, как?

– Настя сказала, что весь вечер тряслась от страха, что ты ей в глаз вилкой ткнешь или в волосы вцепишься.

«А надо, надо было! Зенки ее наглые выколоть!»

– Ох, какие вы все интеллигентные стали, я посмотрю! – Маша, как и ее мать когда-то, вскинула руки в боки. – Да чтоб ноги ее здесь не было!

– И не будет, – глухо пробормотал Вадик, встал, спотыкаясь, вышел, даже не взглянув на мать.

– И не будет! И не будет! – кричала Маша, повернувшись ему вслед, чувствуя, как наливается пульсирующей болью затылок.

– Престань орать! – вдруг крикнул старший так, что она, вздрогнув, обернулась к нему и замолкла. – Настя Вадьке отворот дала, полный! Из-за тебя. Мне, говорит, такие родичи не в кайф, я еще пожить хочу.

– Ох, ох! Горе-то какое! – нарочито заохала Маша, живо пришедшая в себя. – И как же мы теперь без нее обойдемся?!

– Не знаю, как ты, – вдруг вынырнул из-за Машиной спины Вадим, – а мне без нее… плохо! Ты не только ее – ты нас тоже обидела!

Лицо у него было в красных пятнах, какое-то сморщенное и жалкое, волосы всклокочены. Маша вдруг сделалось не по себе – может, не надо было… уж так, особенно? Если не с этой сыкухой, так уж с мальчиками?

– А что я, что я? Я что ей сделала? Что – матом послала?

– Еще бы не хватало! – фыркнул Вадик.

– Да ничего, только лицо у тебя было такое, – неприязненно произнес Володя, – хуже всякого мата. Словом, мама, с девушкой ты его поссорила. Можешь быть довольна.

– Сыночки, сыночки, – неожиданно для самой себя жалостно заканючила Маша, – ну зачем вам эти девки, а? Вам что – со мной плохо? Я что – не постираю вам, не сготовлю? Зачем они сдались? Не думайте вы о них! Мать-то у вас одна!

Маша, словно переполнившись треволнениями этого жуткого дня, разрыдалась и, схватившись за нудящий левый бок, пошатнулась. Краем глаза она увидела, как Вадик метнулся в направлении кухни – видно, сработала давняя привычка приносить ей валерьянку. Володя, тоже явно испуганный, подхватил ее под руку и посадил на диван.