Читать книгу "Мастер Миража - Елена Долгова"

В одном из полукресел в расслабленной позе сидел человек. Его бритая голова свесилась на грудь, кофейного цвета роба техника медленно приподнималась – незнакомец редко и словно бы затрудненно дышал во сне.

– Калберг, проснись.

Человек поднял голову, потер отечные щеки и высокий лоб.

– Ты все-таки пришел, Тэн? Занятно, я как раз видел характерный сон…

– Ты видел его слишком рано, сейчас только начало вечера. Смотри лучше, кого я привел, – это наша гостья.

– А, та самая…

Авита уставилась во все глаза, лицо бритоголового странным образом изменилось: взгляд остановился, черты на миг безвольно потекли, словно он прислушивался к внутренним ощущениям. У Авиты шевельнулись волосы на затылке, в горле пересохло. Нереабилитированный псионик?

Если присмотреться, в покрытии дальней стены можно было заметить тонкую трещину, замыкавшуюся в прямоугольный контур.

«Это закрытая дверь в соседний отсек», – поняла Авита. «Должно быть, этот сенс частенько спит и ест прямо в Пирамиде».

Лин и Марк тоже были псиониками, но они всегда оставались простыми и безопасными. Неведомый Воробьиный Король пока что маячил далеко – маленькая на расстоянии, неясно очерченная фигурка из легенды. Калберг был близко и был изощренно опасен.

Паника захлестнула Авиту. Цилиан, должно быть, почувствовал ее состояние, он крепко сжал холодные пальцы Брукс и тихонько шепнул ей на ухо:

– Не бойся, ты ведь не боялась брата? Профессор Калберг – удивительный человек, сама честность, он придумает выход и поможет тебе.

– Но…

– Ты злишься на чужие предрассудки, когда думаешь о Лине, а сама не можешь без неприязни смотреть на настоящего практикующего сенса. Я был о тебе лучшего мнения, девочка. Ну-ну… Без обид. Просто прошу тебя – не смотри на профессора рассерженной орлицей, он добрый и очень обидчивый.

Калберг тем временем окончательно очнулся и зашевелился в своем кресле. Он посмотрел на Авиту – глаза под дряблыми мешочками век сияли, словно звезды.

Распад умирающей плоти и вся сила жизни во взгляде – это сочетание поражало. Брукс несколько секунд смотрела прямо в лицо псионика, потом осторожно отвернулась.

– Здравствуйте.

– Здравствуйте, Авителла. Я слышал о вас, Тэн мне рассказал. Садитесь во второе кресло.

Авителла осторожно опустилась на прохладную упругую кожу.

– Расслабьтесь, ничего не бойтесь. Тэн, ты ей все как следует объяснил?

Цилиан, которому не хватило кресла, ждал чуть поодаль, у стены. Высокая прямая фигура в сером летнем плаще. Руки скрещены на груди.

– Я объяснил ей в общих чертах – ты же знаешь, я не мастак влезать в ваши пси-подробности.

– Не слушайте его, девушка, инспектор демонстрирует скромность. Он вам сказал про укол?

– Нет.

– Мне придется ввести вам дозу легкого наркотика, иначе ничего не получится.

– Но…

– Не беспокойтесь, это не вызовет привыкания. След от укола продержится несколько дней – лучше всего колоть в ступню. А впрочем, выбирайте сами. Вам помочь?

– Не надо мне помогать.

– Так вы согласны?

– Не знаю, я хочу подумать пару минут.

Псионик устало кивнул и откинулся на спинку белого кресла. Бежали минуты, стояла тишина.

– Мне все равно, Авителла. Думайте. Если бы я имел право давать советы, я бы посоветовал вам трижды усомниться, а то и отказаться без размышлений, ловить ивейдеров – дьявольски неприятная работа.

Брукс помедлила еще, бессильно мучаясь в душе. Ледяное равнодушие Калберга сбивало ее с толку. С одной стороны, дурная слава Департамента давала повод к самым разнообразным мрачным подозрениям, с другой стороны, Цилиан казался надежным, как скала, и ненастойчивым, а Калберг беспристрастным до безразличия.

«Если бы они собирались меня обмануть, они бы никогда не сказали про опасность, мне бы просто наобещали побольше про Лина».

– Ладно, я согласна.

Калберг неспеша кивнул, веки его дрогнули. Бойко, наверное, повинуясь ментальному приказу, вкатился приземистый медицинский сайбер. Авита взяла со стерильного лотка шприц.

– Отвернитесь.

Профессор Калберг прикрыл глаза.

– Надеюсь, вы позволите мне не вставать, девушка? Не буду скрывать – я очень болен. Старение, знаете ли, заурядная болезнь ненатурализованного псионика…

Авита, не отвечая, мотнула головой в сторону Тэна Цилиана. Тот тонко улыбнулся и, крутнувшись на каблуках, повернулся лицом к непорочно-белой стене.

– Давай. Я подожду, не сомневайся.

Брукс отыскала подходящее место на коже и, набравшись смелости, воткнула иглу до половины. Жидкость удивительно легко ушла в мышцу, Брукс успела выдернуть инъектор, и в тот же момент стены комнаты искривились, пластик и металл подтаяли, смешиваясь, как водяные краски на слишком жестком бумажном листе, мир потек, безнадежно утратил четкость очертаний.

– А…

Она не успела договорить. Тьма упала внезапно, словно бесформенный сгусток черной смолы, лишая голоса, мыслей и сил. Авита, раскинув руки, неподвижно, без опоры висела в пространстве бездонной и беззвездной пустоты; вокруг не было ничего – ни живой искорки белого огня, ни движения, ни даже ровного, безжизненного отраженного света. Авита знала, что там, далеко за видимым пределом, ничего нет – пустота простиралась в бесконечность. Единственной нитью, связывавшей с реальностью, оставался голос Цилиана. Несколько кратких минут он что-то говорил без слов, обращаясь, то ли к Авите, то ли к невидимому собеседнику. Тон был несколько скандальный и очень убедительный. Голос мерно рокотал. Пространство молчало в ответ.

Потом голос тоже замолчал, и не осталось совсем ничего.

…Когда она очнулась в своем кресле, Калберг уже ушел – должно быть, скрылся в отгороженный панелью отсек. Цилиан курил и терпеливо ждал, Авита прочла на его открытом лице искреннее беспокойство.

– Все в порядке? Голова не болит?

– Нет.

Она встала – стены качнулись, но устояли. Она сделала шаг – непокорный пол попытался мягко вывернуться из-под сандалий.

– Тебе помочь?

– Дайте мне, пожалуйста, руку. Инспектор мягко взял ее за локоть.

– Ставь ножки покрепче. Вот так. Пошли – на улице тебе станет лучше.

– Почему все качается?

– Ничего страшного, это временная иллюзия, Калберг сделал тебе ментальный барьер – все, как мы договаривались. Не обижайся, девочка, что он ушел, не простившись, профессор очень устал.