Читать книгу "Нуар - Андрей Валентинов"

Теперь недвижимость пригодилась. По крайней мере, можно не вдыхать надоевшую гостиничную пыль.

С соседями же по улице я если и познакомился, то исключительно вприглядку, по крайней мере, с большинством. И теперь без особого восторга прикидывал, насколько бдительны эти скучающие старички. Иностранец – фигура заведомо подозрительная…

– Дядя Рич! Тебя зовут, дядя…

От усердия & дернула меня за руку так, словно желала вправить вывих. Невольно поморщившись, я оглянулся, хотел спросить «кто?»

– Родион Андреевич!..

Третий дом от моего, такой же известняковый и черепичный, даже калитка похожа. Густая зелень за приземистым забором, острый штырь радиоантенны – и худой старик в старом костюме с яркой розеткой на лацкане.

– Подождешь? – я покосился на &. – Или вместе подойдем?

Девица недовольно оттопырила нижнюю губу.

– Конечно, вместе. Ты так и мечтаешь меня одну где-нибудь оставить! Только ты с этим дедушкой по-французски разговаривай, а то скучно.

Последнее было весьма затруднительно. Язык метрополии мой сосед знал скверно. Читать – читал, но общаться предпочитал на родном.

Я подошел ближе, и ровно за три шага ударил строевым. Остановился, бросил руки по швам, замер.

«Смирно!»

– Здравия желаю, ваше превосходительство!..

– Здравствуйте, мсье! – на этот раз голос & звучал не в пример скромнее, чем прежде. Старика она побаивалась.

На загорелом, покрытом сеточкой морщин лице яркие молодые глаза. Брови – темный перец, на голове и на висках – морская соль.

– И вам здравствовать, маленькая мадемуазель!

Сосед, ловко связав непослушные французские слова, довольно улыбнулся. Затем поглядел на меня.

– Охота вам, голубчик мой, шутки строить, причем каждый раз одни и те же! Отменили «превосходительств» еще при благоверном Временном правительстве, чему мы с вами оба – печальные свидетели… Добрый день, дражайший Родион Андреевич. Извольте принять положение «вольно» и прекратить глумление… Пригласил бы к себе – чайку откушать, так вижу, заняты. Как я понимаю, юницу прогуливали да уму-разуму учили? Дело нужное, в здешних пансионах всё больше попы латинские девиц наставляют, ровно во времена Вольтеровы.

& дернула бровями, и я поспешил перевести. «Юница» согласно кивнула.

– А еще в церкви петь заставляют, даже если горло болит. А Бог, между прочим, мир, конечно, сотворил, но после этого ни во что не вмешивается, только наблюдает. Мы для Него этот… эксперимент.

Я перевел, постаравшись передать слово в слово. Покойный Марк был убежденным деистом, особенно после пары рюмок коньяка.

Услыхав про эксперимент, старик лишь печально вздохнул. Затем поглядел на меня.

– Прервал я вашу прогулку, голубчик мой, по очевидной надобности, вам хорошо ведомой. Трудно вас дома застать, да и в городе не разыщешь. А между тем…

Он поглядел на &, на миг задумался, качнул седой головой.

– Невместно выходит. Мы с вами, Родион Андреевич, беседу ведем, а юнице и непонятно. Но сие в данный момент к лучшему. Родион Андреевич! Хоть и не дал Господь на старости богатства, однако же собрал я некую лепту. Должен я вам, и немало должен. Сразу не отдам, но…

– Не надо! – прервал я. – Александр Капитонович, не обижайте!

– Молодой человек!..

Глаза потемнели, загустел голос. Ладонь & в моей руке еле заметно дернулась.

– Негоже, голубчик мой, перебивать старшего и по званию, и по возрасту. Не нищеброд я, Родион Андреевич, не лаццарони италианский, чтобы Христа ради небо коптить. Должен вам – и отдам.

Старик был горд. То немногое, что у него оставалось, было потрачено на лечение разбитой параличом жены. Помочь некому, русских в Эль-Джадире мало, почти все – такие же бедняки. Его Превосходительству, кавалеру Почетного Легиона, можно сказать, повезло, какая-никакая, а пенсия. Но этих копеек не хватало, и старик уже всерьез подумывал продать дом.

Я, конечно, подсобил – с медикаментами, с сиделкой, затем и с похоронами. А потом началась война, и мой сосед заболел сам. Лекарства же теперь стоили не в пример прежнему. К счастью, моя аптека все еще оставалась «la propriété privée» [12].

– И не в вас только дело, – старик многозначительно кашлянул. – Или неведомо мне, что не на мамзелей, не на вина с разносолами доходы свои тратите? И моя лепта в том лишней не станет!

Оглянувшись, он выразительно кивнул в сторону антенны.

Усмехнулся.

Его Превосходительство, бывший контр-адмирал бывшего Российского Императорского флота, был умен и не по-стариковски глазаст. Осенью 1941-го, когда я в очередной раз вернулся на эту тихую улицу, он нагрянул с визитом, дабы попроситься в «инсургенты». Был не прочь заняться диверсиями на заходивших в порт немецких кораблях, но соглашался и на иную, не столь героическую работу.

Спорить с Александром Капитоновичем было себе дороже. Я купил старику ламповый радиоприемник «Excelsior», установил на доме антенну и усадил Его Превосходительство записывать сводки Совинформбюро, а заодно и новости ВВС. Английским, в отличие от языка метрополии, контр-адмирал владел отменно. Затем последовало нечто более серьезное, и мой сосед ни разу меня не подвел.

Долг же регулярно порывался отдать. К счастью, он не знал, сколько на самом деле стоили приносимые мною лекарства.

Да, представитель Лондонского центра оказался прав. Эмигранты, нищие и бесправные, были готовы бороться и рисковать. Господа же французы всё еще думали отсидеться и перетерпеть. Когда-то Бакунин ради поднятия революционных настроений предлагал высечь крестьян целой губернии, дабы озверели до нужного градуса. А чем пронять этих? Подсказать немцам, чтобы для почина расстреляли каждого десятого?

А хорошо бы…

– Ладно, Ваше Превосходительство, если вы изволите настаивать…

Я поглядел на непривычно тихую &. Понимать, конечно, она не понимала, но явно что-то чувствовала, ловя интонации.

– Заявляю при свидетеле. Извольте отдать числящийся за вами долг, весь до последнего сантима, ровно… Ровно через десять дней после взятия русскими войсками Берлина. Я понятно выразился?

– Более чем! – адмирал принял вызов. – Думаете, не доживу, голубчик мой? Нет-с, ради такого дела сам себя из гроба вытащу. Значит, где-то через год?

Хотелось назвать дату – ту самую, настоящую. День, когда в моем родном городе расцветала сирень. Сдержался, руками развел.

– Это уж как рассудит Русский Марс. Доживете, понятно. С кого же тогда стану долг требовать?

Старик, облегченно вздохнув, поглядел прямо в глаза.