Читать книгу "Мятежный Процион - Андрей Ливадный"

Когда отключился и этот последний канал телеметрии, Нагаев принял решение:

— Необходима срочная эвакуация всех поселений, начиная от зоны вторжения до окрестностей энергостанции. — Он отдавал распоряжения своим заместителям, демонстрируя непонятную смесь нервозности и выдержки. — Отделению, оставленному Ковальским для прикрытия посёлка, — отступать. Мы должны затянуть их в глубь нашей территории — это даст время основным силам выдвинуться из города, занять выгодные позиции и уничтожить противника.

Лес невнятно шумел кронами деревьев. Ночь давно превратилась в сумеречный танец теней — блики от охватившего весь холм и часть ельника пожара играли зловещими отсветами на неподвижно застывших средь соснового редколесья телах, ложились кровавыми пятнами на треснувшие забрала боевых шлемов, стыли алыми искрами на изгибах пустых магазинов и россыпях стреляных гильз.

Ковальский, которому очередная пуля пробила плечо, на минуту пришёл в сознание, чувствуя, как непомерный груз давит на спину.

С трудом приподнявшись, он увидел, как мягко и безвольно перевернулось тело сержанта Бешкеева.

На нём не было крови, только аккуратная дырочка в центре бронированного забрала немо свидетельствовала, что Асман мёртв.

Яростные, трескучие, раскатистые звуки боя доносились уже с окраины посёлка.

Осмотревшись, Ян понял, что пролежал без сознания несколько часов, — небо у горизонта уже посерело, предвещая близкий рассвет.

Раны пылали болью, но кровь в них запеклась и уже не стекала на порыжевший мох.

Он сел, мучительно застонав.

Вспоров шов на разгрузке, Ковальский достал индивидуальную аптечку, сделал себе две инъекции и на минуту обессиленно затих.

Мысли кружили в голове, словно пожелтевшие, высохшие осенние листья.

Они погибли. Все. Все до одного. Ян не мог видеть своих ребят, не в его силах было сосчитать тела, но что-то внутри подсказывало — ты остался один, лейтенант. Один навсегда, невзирая на то, сколько людей будет находиться рядом с тобой через минуту, час, сутки…

Не клеймо, не самобичевание, не горький упрёк — он сделал всё, что в человеческих силах, просто ему не повезло… выпало остаться в живых.

Ян ошибался, думая о том, что более никогда не встретит людей, которые смогут стать ему столь же близки, как погибшие ребята из взвода. Ребята, которых он не смог сберечь.

Чёрная вязкая ненависть постепенно закипала в душе, и было непонятно, что сильнее действует на организм, — противошоковый и стимулирующий препараты или это народившееся чувство пустоты, среди которой нашёл себе место лишь один позыв: убивать проклятых андроидов. Убивать, пока не кончатся силы, пока последняя капля крови не сорвётся из потревоженных ран.

Всё, что было прежде, скорчилось, почернело, потеряло статус памяти, вакуум сознания заполнил БОЙ, как новая точка отсчёта, не жизни, но ненависти и горя.

* * *

Проснувшись, Мари почувствовала себя гораздо лучше.

Да, собственно, была ли она больна? Думать, что мнимая хворь рождена страхом, неприятно, но ведь действительной причиной её пребывания в больничной палате являлся именно испуг.

Нет, я здорова. — С такой мыслью она решительно откинула казённую простынь, ступив босыми ногами на холодный пол.

Немного кружилась голова, от первых движений начало подташнивать, но дискомфортные ощущения быстро прошли — её внимание отвлекли звуки, доносящиеся с улицы.

Мари насторожилась, тут же забыв о лёгком недомогании.

Толстое двойное стекло в пластиковой раме мелко вибрировало, передавая в помещение приглушённый аритмичный рокот. До сих пор ей не приходилось слышать ничего подобного, — если на улице работал некий механизм, то почему в его раскатистом урчании так много сплетающихся, не составляющих привычного ритма перестуков, то коротких, то длинных, перемежающихся с непонятными тугими ударами, от которых ощутимо вздрагивали стены и пол?

Страх вернулся, будто всё время сидел, затаившись в уголке сознания, чтобы, дождавшись удобного момента, выскочить, укусить, впиться своими холодными пальцами в неровно забившееся сердце, пробежать ледяными мурашками по коже, заставив в растерянности оглянуться вокруг.

Почему я одна? Куда все подевались? — Мысль уже отдавала паникой, но Мари, на удивление, справилась с собой, мысленным окриком заставив умолкнуть распоясавшееся воображение.

Одежда. Нужно найти свою одежду.

Слава богу, всё нашлось во встроенном шкафу — выстиранное, выглаженное, пахнущее чем-то больничным, но Мари не обратила внимания на запахи: тревожные звуки и ощущение одиночества подстёгивали её, изгнав остатки недомогания, она уже полностью пришла в себя после многочасового пребывания под воздействием успокоительных и снотворных препаратов.

Одевшись, она оглянулась — вернулся прежний страх, боязно было выходить в пустой коридор, но надежда связаться с кем-то из персонала больницы тут же погасла — компьютерный терминал, установленный в изголовье кровати, не работал, что само по себе являлось тревожным признаком.

Выглянув через окно, она не увидела на улице агротехнической фермы и прилегающего к ней посёлка ни одного человека. Лишь сельскохозяйственные механизмы застыли посреди улицы, будто их бросили второпях, на полпути между ангарами и полями.

Ничего не понимая, Мари обернулась, и в этот миг в коридоре раздались отчётливые шаги, зашипела пневматикой автоматически открывшаяся дверь, и она, не успев толком напугаться, вдруг увидела незнакомого парня в грязной, изодранной, испятнанной заскорузлой, спёкшейся кровью форме.

Треснувшее, поцарапанное забрало его боевого шлема было поднято, взгляд мутно блуждал, не в состоянии остановиться на каком-то конкретном предмете — он сделал несколько шагов, сильно припадая на правую ногу, и вдруг боком повалился на кровать, издав глухой непроизвольный стон.

В эту секунду Мари, опешившая от неожиданности, вдруг узнала его, несмотря на все чудовищные перемены в облике молодого лейтенанта, — это он беседовал с нею накануне, выясняя подробности её встречи с андроидами.

Боже, что же делать?

Ян (так вроде бы звали офицера) потерял сознание, отдав последние силы нескольким шагам, отделявшим его от больничной койки, которая, по наивному предубеждению, являлась для рассудка неким символом победы над смертью.

Мари вдруг отчётливо поняла — посёлок пуст, больница тоже, люди бежали отсюда, побросав технику и забыв о ней, и раненому лейтенанту вовсе не на кого рассчитывать, разве что на… неё?

Я биолог, а не медик, — шарахнулась в голове одинокая мысль, но она уже сделала шаг, опустилась на колени подле бесчувственного тела, коснулась пальцами магнитных застёжек на экипировке, ощутила вес разгрузки, которая вдруг начала оползать вниз…

Страх внезапно исчез. Осталась дрожь в кончиках пальцев, сосущее чувство одиночества, но действия Мари приобрели осмысленность, она больше не содрогалась, не думала о себе, всё её внимание поглотила забота о едва знакомом молодом парне, который попал в беду.