Читать книгу "Южное лето (Читать на Севере) - Михаил Жванецкий"

И будем смотреть на наших внуков, и радоваться, и потихоньку уходить… А всё это называется очень просто – хорошая старость.

Правда, Юзик?.. Ты же всё понимаешь. Ну, дай ручку дедушке, дай, золотко. Мы уже идём. Бабушка нас ждёт. Дай ручку. Чтоб ты не знал того, что я видел… Чтоб ты был здоров! Юзик, дедушка не может быстро, не забывай…

Ответ Юзика дедушке

Дед, ты смешной, ты понимаешь.

И вид у тебя смешной.

И эти брюки, и туфли.

И я знаю, что ты всё вложил в детей, а дети тебе – ничем, потому что таков закон: только вперёд.

И тебе на своём веку так и не пришлось пожить в покое.

Ты один знаешь, как всё было.

Как всё было на самом деле.

Видишь, как ты связал три времени.

Да, я попал в институт, и теперь не знаю, стоил ли он этого.

Теперь дороже хлеба хорошая новость, хорошее слово.

А у нас ночевало пятнадцать человек.

И на праздники приходили все.

Сейчас не ходят, сейчас собираются.

Не знаю, такой ли я способный, как ты хотел.

Детей нет.

Уже поздно, а я не женат.

И это никого не волнует.

Я не жалуюсь, просто хочу, чтобы кого-то это волновало.

Я проживаю с женщиной, которую не люблю.

И её это не волнует.

Никто не постучится: «Пустите переночевать…»

Не забредёт на чужую свадьбу.

Неинтересно.

Активно отдыхаем. Пассивно развлекаем.

Кто-то работает, кто-то живёт.

Ну, и тряпки…

Помнишь, ты рассказывал, приходила к вам женщина убирать.

И бабушка давала ей своё старое платье.

И она была счастлива.

Хотя после советской власти, как после высокой температуры…

Вдруг и комната светлее, и выше потолок, и ярче окна.

Жизнь хлынула.

А мы даём 900 километров в час сидя и не замечаем, над чем.

И даже в небе говорим только о футболе.

И потеем от жары, а для работы нанимаем тех, кто не потеет.

И никто не хочет и не успевает покопаться даже у себя в душе.

Но я разве жалуюсь…

Я не жалуюсь.

А теперь я положу возле тебя цветы и камень, пусть они знают, что я у тебя был.

* * *

Как замечательно в южном ресторане. Вместо: «Благодарим за посещение» – «Ну как? Наелись?»

* * *

Из Одессы треть населения уехала.

У меня простой вопрос.

Больше досталось тем, кто остался?

Думаю над этим.

* * *

– Алло! Это Додик?

– Тоже нет.

– Это квартира Макаревского?

– Тоже нет.

– Значит, я ошибся?

– Пока да.

* * *

Соседка принесла мне пятьсот рублей:

– Муж отдаёт вам долг.

Я не мог вспомнить, но взял.

Когда я выходил, он крикнул мне с балкона.

– Миша, сохрани!

Владику Петухову

Я должен рассказать, как с твоей помощью, Владислав Сергеевич, я впервые в жизни увидел капитализм.

Я побывал в нём.

Я чуть ли не пил в нём пиво.

Посредине Одессы.

В получасе от дома.

– Вам какое? – спросили меня. – У нас восемь сортов.

И я обиделся.

Они не имели права ставить меня в неловкое положение.

Я и так в нём находился всю жизнь.

Разве есть пиво, кроме пива? Есть, оказывается, есть. А эти магазины. Эти меха. Эти бриллианты. Эти шубы, раскинутые по паркету где-то посредине Одессы. Где-то в 79-м или 80-м году.

Я хотел крикнуть: «Да здравствует Советский Союз! Смерть провокаторам!» Но ты шепнул: «Без эмоций». И я, шатаясь, побрёл среди всех этих людей, жрущих тропические фрукты глубокой осенью в Одессе, где заканчивался сезон болгарского перца и начинался сезон мороженой картошки.

Они жрали свои фрукты.

Они смотрели своё кино.

От них пахло Фицджеральдом и Хемингуэем.

И только я, талантливый и неумолимый, в носках и босоножках среди шортов и золотых часов, шмаркал носом, стесняясь достать носовой платок.

Потом достал его в виде комка и вытер-таки, расцарапав лицо.

Я застегнул плотнее сорочку имени Воровского, чтоб скрыть майку трикотажного объединения «Большевик», и побрёл дальше по всем восьми шикарным этажам лайнера «Максим Горький», зашедшего в Одессу на 12 часов с немцами ФРГ, куда я, невыездной с детства, через закрытую границу, с помощью моего тайного друга, бывшего секретаря ВЛКСМ ОИИМФ, а ныне начальника пассажирского флота, проник.

Проник и умер.

И ты мне сказал: «Иди по барам, ешь и пей что хочешь, только говори: «Я гость капитана!» И ушёл.

А я остался.

Я пил и раньше.

Я много пил.

Но что я пил?

Портвейн с конфетой.

Пиво-пышарс с вяленым бычком.

И синюю водяру цвета синих баб в голубых трико ниже колен, трясущихся со мной в очереди.

Я – гость капитана с лёгким несварением от котлет столовой № 6 по улице Чижикова, состав которых ещё долго будет предметом пристального изучения учёных, а сама котлета на аукционе «Сотбис» уйдёт за большие деньги.

Что я знал, кроме этих котлет и вечнозамороженных пельменей Слуцкого завода кожзаменителей? Колбасу, употреблявшуюся с той туалетной бумагой, из которой она состояла?

Что шло в запивку?

Лимонад «Дюшес», который тоже улетит сегодня в «Сотбис».

Что я носил?

Пальто, перелицованное из шинели.

Нам всем хватало на обмундирование, а на одежду не хватало.

Высшим достижением кулинарии для меня были оладьи со сметаной в столовой второго участка порта и бульон из крылышка курочки моей мамы.

Да, Владислав Сергеевич, как гость капитана, сдерживая эмоции, чтоб не выдать вас, я ничего не мог заказать.

Я только шептал: «Вы знаете, я гость капитана».

– Ну, – спрашивали меня, – что будете пить?

– Ничего, – шептал я, – я гость капитана.