Читать книгу "Дорога висельников - Наталья Резанова"

А взять Абдрахмана в плен… оно, конечно, почетно, но слишком напоминало бы притчу о крестьянине, поймавшем медведя.

Сопровождавшие Сигварда барнабиты читали молитвы над убитыми. Они же были монахами, в конце концов. А вот похоронить тех же убитых не потрудятся – это ниже их достоинства, сразу вспомнят, что они рыцари. Да и некогда заниматься похоронами. Они находились на ничейной земле, и в Зохале были иные вооруженные отряды, кроме рахманов, жаждущие свести счеты с неверными. Рахманов и оставили лежать, где лежали, пусть ими единоверцы занимаются. Забрали только своих, благо трофейных лошадей было достаточно, чтоб перевезти убитых, а также тех из освобожденных, кто не мог идти сам. Остальным Сигвард предоставил добираться собственным ходом. Жалоб он не слушал. Свое дело он сделал – освободил их и перебил рахманов. А отстраивать сожженные деревни и кормить их обитателей не входит в его обязанности.

В общем, несмотря на то, что Абдрахмана они упустили, это был наиболее удачный рейд за предыдущие месяцы. Но возвращение в Крук-Маур было отнюдь не триумфальным. Пусть кавалеры святого Барнабы Эйсанского разводят церемонии, для капитана Нитбека эта была рутинная вылазка. Люди устали… Что ж, в Крук-Мауре много дешевого вина. И довольно мало свободных девиц. А это означает, что опять не миновать драк между гарнизонными солдатами и барнабитами.

Сигвард отправил Менда в увольнительную, рассудив, что так порядка в городе все равно будет больше. Не полезут же барнабиты драться с офицером, даже пьяным. Если, конечно, Менд сам не устроит потасовку. Хотя вряд ли успеет – для него и дама найдется, и вино получше и покрепче. Сам же, прежде отдыха, выслушал доклад Бокехирна и заодно его соображения по поводу происходящего.

Лейтенант был склонен созерцать грядущее в сумрачном освещении.

– Вот увидишь, Фусбер и это к счету припишет, когда опамятуется. Вроде как мы у них победу отобрали. Накатает слезницу Великому Приору, а тот – Великому Магистру, а тот – императору, и ушлют нас отсюда.

– Куда? Мы и так в пограничье. А ежели направят за пределы богоспасаемой нашей империи – ничего, развеемся.

– Зачем же за пределы? Вот пошлют в Карниону еретиков давить, они ж там в последнее время расплодились, хуже некуда… И что людям спокойно не сидится? Края богатые, вина – хоть залейся, так нет же, лезут проклятые протестанты, как клопы из-под перины.

Увы, Карниона, Древняя земля, была не так богата и щедра, как казалось со стороны, особенно из Эрдского герцогства. И мятежи городской бедноты, среди которой и впрямь было немало протестантов, следовали один за другим. Об этом Сигвард знал, равно как о том, что тамошние власти предпочитают расправляться с мятежниками с помощью имперских войск, не желая мараться самим. Но ему, как и Бокехирну, претило участие в карательных операциях, да еще внутри страны.

– Это вряд ли. Его величество нынче слушает то, что говорит адмирал Убальдин. А Убальдин сам южанин, из Нессы родом, и чужих в Карниону не пустит.

– Он приберегает огород для себя! – Бокехирн хохотнул. – Кстати, капитан, пока ты там с рахманами развлекался, гонец был из каких-то торгашеских агентов, привез письмо тебе. Из Тримейна. Прости, что сразу не сказал.

– Да бог с ним, вряд ли там что важное…

Из Тримейна ему писал только один человек – Бранзард, а тот нередко использовал служебное положение в личных целях, посылая письма с императорскими гонцами либо курьерами южных торговых домов, которые были попроворнее императорских. Так что письма Сигвард получал более-менее регулярно.

Печать на письме и впрямь принадлежала Бранзарду, и капитан Нитбек не стал торопиться его вскрывать. Сунул письмо за пазуху и прошел к себе. Тащиться сегодня в таверну решительно не было сил, и он послал Ловела на поварню за обедом. Поел, выпил скельского, принесенного из погреба, вновь пожалев об отсутствии пивоварен в Южном пограничье. Решил вздремнуть. И лишь стягивая рубаху, вспомнил о письме, поскольку оно само упало ему в руки.

…

«Сигвард! Не знаю, застанет ли тебя это письмо в Крук-Мауре, поскольку, возможно, ты уже получил известия из Веллвуда. Если же нет, спешу уведомить тебя, хоть радости в том нету. Мой человек, ездивший по делам в Тернберг, сообщил, что с твоим отцом случился удар и он более не встает. Не хочу предполагать худшего, но, если хочешь застать отца в живых, ты должен выехать в Веллвуд…»

…

Из завещания Торольда Веллвуда.

«Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа.

Я, Торольд Веллвуд, владетель замка Веллвуд, а также поместий Лайсреан, Одарнат, Барэм, маноров Клайв и Карвен, а также примыкающих к ним земель, находясь в здравом уме и твердой памяти, но чувствуя приближение неминуемой смерти, изъявляю свою последнюю волю и завещание.

Я признаю Сигварда, рожденного мне Энид Маркхейм и доселе носившего фамилию Нитбек, своим сыном, и да не отнимет никто у него право носить родовое имя Веллвудов. Я прошу прощения у своего сына за то, что так долго медлил с его признанием.

В согласии с древним тримейнским правом, я объявляю своего старшего сына, Сигварда Веллвуда, наследником, которому отходит замок Веллвуд, а также владения Лайсреан, Одарнат, Барэм, Клайд и Карвен и все получаемые с них доходы.

Мой младший сын, Кенельд Веллвуд-и-Стенмарк, является наследником баронского рода Стенмарков. К нему должно отойти все, что приобретено мною в качестве приданого за его матерью, с тем условием, что он выделит из своего наследства достойное приданое для своих сестер, моих дочерей Герберты и Милдред.

Моя супруга, Ориана Веллвуд, урожденная баронесса Стенмарк, получает вдовью долю из наследства своих детей и право распоряжаться этим наследством до совершеннолетия младшего сына моего Кенельда.

Дано в Веллвуде, 5 мая сего 1548 года, в присутствии свидетелей – графа Адельма Гарнета, Константа Хольстера из Хольстерхейма, мэтра Леона Гиффера, председателя судебной палаты Тернберга, а также отца Бавона, веллвудского капеллана».

Комната была затянута черным. И даже если бы ее освещало более пяти свечей, чье пламя колебалось над подсвечником, она не стала бы от этого менее мрачной. Находились в комнате двое, также одетые в черное. Мужчина давно оставил позади лучшую половину жизни. Женщина находилась в зените лет и еще несколько дней назад выглядела пышной и цветущей, но сейчас казалась бледной и измученной, а веки ее покраснели. Однако, когда она заговорила, в ее голосе не было ни намека на слезы.

– Надеюсь, вы понимаете, граф, что завещание моего покойного мужа не имеет законной силы и ему не следует придавать значения.

– Но, – промямлил тот, к кому она обращалась, – оно уже получило огласку. Ведь ваш покойный супруг препоручил это дело мэтру Леону, уж не знаю, почему он не ограничился обычным судейским…

– Зато я знаю, – на лице женщины появилась тень презрительной усмешки, – хоть я и не уроженка этих мест. Мэтр Леон был другом адвоката Маркхейма, который приходился отцом небезызвестной Энид. И он отстаивает интересы внука своего приятеля… Неважно. Против ваших провинциальных юристов найдутся юристы столичные. Они без труда докажут, что завещание противоречит положениям моего брачного контракта. Для того чтобы начать тяжбу, я завтра же вместе с детьми выезжаю в Тримейн.