Читать книгу "Навеки твой - Даниэль Глаттауэр"

Юдит: а, добрый вечер, господин Бергталер, сегодня я вас прямо-таки не узнаю. Он молчал. Юдит: впрочем, не просто придется тому, кто собрался провести всю жизнь с одной-единственной женщиной, не проведя с ней при этом несколько ночей. Сначала отдельные ночи, потом вся жизнь. Поэтому последний довесок к моему вопросу: ты идешь? Ханнес молчал. Юдит медленно вошла в прихожую и сделала вид, будто собирается закрыть дверь. Ханнес не двигался с места.

— Спокойной ночи! — язвительно бросила она в дверную щель.

— Мое пожелание спокойной ночи лежит у тебя в сумке, любимая! — крикнул он вслед.

Сон не мог одолеть смятение. Несколько часов Юдит удавалось почти не думать о постороннем предмете в ее сумке, и она не вставала, чтобы удовлетворить любопытство. Перебирала в уме возможные варианты: от салфетки с надписью «Спи спокойно!» или «Я тебя люблю» до ужасного янтарного кольца, как две капли воды похожего на предыдущее. От Ханнеса она ожидала чего угодно. Около трех часов ночи Юдит наконец решилась посмотреть. Пожеланием спокойной ночи оказался конверт, внутри которого лежали билеты на самолет до Венеции сроком на три дня, на двух человек. Фамилии уже вписаны: ее и его. Отлет в пятницу, послезавтра. На конверте толстым карандашом было нарисовано сердце, а ниже почерком Ханнеса подписано: «Сюрприз!»

9

Венеция предстала во всей своей невинной красоте. Она, казалось, предлагала гостям все, чтобы оправдать закрепившееся за ней звание романтического города. Однако с самого начала поездки Ханнес Бергталер затмил и пестрые гондолы, и зеленые каналы. Юдит поняла уже по одному его загоревшемуся с первых минут лихорадочному взгляду исследователя, по холодному поцелую гида при приветствии и его дорожному чемоданчику, что совершила ошибку, приняв подарок. Пришлось утешать себя, что это последняя ошибка такого рода.

Они остановились в небольшом четырехзвездном отеле, в номере с балконом, откуда открывался вид на один из четырехсот двадцати шести исторических мостов. Ханнес знал их все, поэтому Юдит могла не утруждать себя запоминанием подробностей. Можно было решить, что он вырос в Венеции. Однако Ханнес заверил ее, что никогда не был в Венеции.

Так или иначе, город он знал лучше, чем себя самого. Познакомить Юдит с Венецией было, как выяснилось позже, смыслом путешествия. Она решила принимать все как есть и не спорить. В своем настойчивом стремлении положить мир к ее ногам (на сей раз пока только Венецию) Ханнес был неисправим и непреклонен.

Секс они отложили до следующей ночи, поскольку путешествие вымотало Юдит, и к тому же он не добавил бы наглядных впечатлений о Венеции. Весь день они следовали хитроумно составленной Ханнесом системе посещений музеев, которую он использовал на архитектурных семинарах, осматривали то, что достойно и недостойно обозрения, с ограниченными по времени перерывами на кофе и иногда сворачивали на периферию, чтобы увидеть «закулисную, спрятанную, но подлинную Венецию», что, впрочем, также входило в программу. На каждый из трех вечеров Ханнес бронировал столики в знаменитых ресторанах и организовывал билеты на лучшие скрипичные концерты и в театр. Юдит готова была поверить в то, что он заранее заказывал и места в гардеробе. Теперь Юдит могла вообразить, чем Ханнес занимался две последние недели.

Она в очередной раз подметила, что любое ее чувство к Ханнесу так или иначе прочно связано с обязательствами. Вот и сейчас она была ему обязана за все, что он для нее делал. Ах, каким он был превосходным экскурсоводом, какие козырные сюрпризы волшебным образом доставал из рукавов, чтобы снова и снова доказывать ей свою любовь! Однако когда тебе приходится целых три дня подряд находиться под ежечасным впечатлением, рано или поздно это приедается, и силы не выдерживают. Уже через два дня Юдит начала уставать от хронически восторженного Бергталера и его Венеции и сымитировала приступы мигрени.

В третью и последнюю ночь Юдит проснулась от дурного сна, лежащей на спине в плену его рук и ног. Все попытки высвободиться, не разбудив Ханнеса, потерпели неудачу. Она проклинала себя и его заодно, что оказалась в такой ситуации. Между тем она была близка к панике, которую усугубляли тишина и меланхолия, усиленная непроглядной тьмой. Правой рукой Юдит нащупала выключатель и включила потолочную люстру филигранной работы. Засверкавшие чистыми красками стеклянные кристаллики перенесли Юдит в детство. Цвета перетекали друг в друга и медленно расплывались в ее слезах.

И наконец потекли вместе с ручейками слез.

Всхлипывания производили угнетающее действие. Надо было как-то незаметно продержаться еще пару часов в этом ужасном скованном положении. Но после Венеции с этим пора заканчивать. Она должна ему об этом сказать. Более того: должна сказать об этом так, чтобы до него дошло. Надо расстаться по взаимному согласию. Но даже мысль о предстоящем объяснении вселяла в нее страх.

5 фаза

1

— Дело не в тебе, — сказала Юдит.

Для вступления годилась самая что ни на есть беззастенчивая ложь. Она бросила в чашку с кофе три кусочка сахара. Ханнес потупил тяжелый взгляд, в природе которого ей не хотелось копаться, и уставился в стакан с водой. Нельзя назвать прекрасными отношения, если они становятся несчастливой причиной расставания.

Юдит: в настоящий момент я не способна на серьезные отношения. Проклятье! Ну почему он не разразится рассерженной репликой? Почему добродушно улыбается ей? Юдит: Ханнес, я… мне жаль. Он смахнул большим пальцем слезинку с ее носа. Она твердо решила, что больше ни одной слезинки не выкатится из ее глаз.

— Ты удивительный человек, — произнесла Юдит. — Ты заслужил иную женщину, такую, какая была бы уверена в своих чувствах, платила бы тебе тем же, что давал бы ей ты, такую…

Неудивительно, что Ханнес слушал ее невнимательно. Он достал из большой тонкой папки лист бумаги и положил на стол.

— Ты заметила? — озорно спросил он, слишком игриво для данной ситуации.

В кафе на мосту Вздохов Ханнес попросил уличного художника нарисовать их. Специально для портрета на несколько минут прижался щекой к щеке Юдит. Он вышел на портрете удачно, а себя, сияющую, она не узнала. Венецианский художник, что понятно, не смог схватить ее подлинный характер, потому что увидел в них прежде всего влюбленную пару.

— Ханнес, будет лучше, если мы сейчас на время…

— Ясно! — перебил он. — Можешь оставить рисунок себе на память.

— Спасибо, — кивнула она, сбитая с толку.

На расставание это все еще не было похоже. Ханнес: наверное, мы получили от Венеции избыточные впечатления. Юдит: нет-нет, все было прекрасно. У меня останутся от поездки самые приятные воспоминания, обещаю. (От позора в этой ситуации у нее застучало в висках. Подобные слова даже отец ни разу не говорил матери.)

— Ты меня теперь ненавидишь? — спросила Юдит в надежде, что теперь-то уж он объяснится, да в тот самый момент, когда ее смущение достигло высшей точки.