Читать книгу "Ф.М. Том 2 - Борис Акунин"

Марк Донатович прыснул. Робко улыбнулась и Саша. Маньяк же,увидев Фандорина, конфузливо пробормотал:

— Здравствуйте.

— Подействовали мои укольчики и капельницы! — весьлучась, сообщил главврач. — Количество перешло в качество! Перед вамипрежний Филипп Борисович, позитивный отпечаток. Серотониновый балансвосстановлен, перепроизводство тестестерона купировано. Первый подобный случайв мировой практике!

Поверить было трудно, но Саша подтвердила:

— Да, да, это мой папа! Прежний! Совсем такой, как был!А это Николай Александрович.

— Филипп Борисович Морозов. — Больной с трудомприподнялся. — Сашенька рассказывала мне о вас много хорошего.

— Все воспоминания посттравматического периодастерты, — зашептал на ухо Коровин. — Оно и к лучшему. Всё простозамечательно, только вот сердце не справляется.

Он подошел к кардиографу, дисплей которого чертил вялые,несимметричные зигзаги.

А Саша обняла Николаса, всхлипнула:

— Я так счастлива, так счастлива!

— Он не прикидывается? Вы уверены? — тихонькоспросил Фандорин, всё еще с опаской глядя на Морозова.

Она засмеялась сквозь слезы.

— Неужели не видно?

Бывший циник и охальник смотрел на дочку таким кротким,овечьим взглядом, что все Никины сомнения развеялись. Это действительно былсовершенно другой человек, полная противоположность вчерашнего Морозова.

— Значит, хэппи-энд? — Фандорин просиял. — Ятак за вас рад! Знаете, я же нашел третью часть рукописи! Не мог до васдозвониться — теперь понятно, почему. Вы были здесь, с отцом. Третья частьоказалась не последней, но это уже не имеет значения. Филипп Борисович,скажите, пожалуйста, на сколько частей вы разделили рукопись, на четыре, да?Первые три мы обнаружили, но где остальное? И куда вы запрятали «перстеньПорфирия Петровича»? Я с ним просто извелся! О каких камешках речь?

Доктор филологии в панике повернул голову к дочери:

— Опять! То один допытывался, теперь другой! О какихчастях вы говорите? Я же объяснил тому господину: рукопись Федора Михайловичанашлась в фонде неразобранных материалов, коробка № 3482, папка«СПИСАННОЕ. Архивы 3 квартала Казанской части за 1865 год»!

— Это Аркадий Сергеевич здесь был, — шепотомобъяснила Саша. — Папа ничего-ничего не помнит. Но это ладно, главное, чтоон выздоровел!

— Как это «ладно»?! Что значит «не помнит»?! А вашбрат, а операция?! — Николас шагнул к больному. — Филипп Борисович,напрягите память. Вот вы взяли из папки рукопись, спрятали ее под пиджак…

— Что вы! — перебил его Морозов,ужаснувшись. — Я бы никогда так не поступил! Выносить материалы стерритории архива строжайше воспрещается, особенно такие ценные! Это уголовноепреступление!

— Бесполезно, — вполголоса проговорилглавврач. — Мои препараты сняли отек мозга и вернули психику пациента вдотравматическое состояние. Но, как выяснилось, травматический период началсяне в момент нападения, а гораздо раньше. Филипп Борисович рассказал, что,обнаружив рукопись, от волнения лишился чувств. Упал, ударился затылком ометаллическую полку. Он уверен, что попал в больницу из-за этого. На самом жеделе он, видимо, пролежал в хранилище какое-то время без сознания. Потомочнулся и, охваченный эйфорией, не придал ушибу значения, хотя его несколькодней одолевали головные боли. Этот удар в сочетании с эмоциональным потрясениеми стал поворотной точкой. Неадекватность в поведении началась именно с тойминуты. Теперь очевидно, что похищение рукописи и все последующие действия онсовершил, уже пребывая в болезненном состоянии. Повторная травма лишь перевелапатологию в острую стадию. Он уверен, что рукопись по-прежнему лежит вхранилище. У меня был на эту тему доверительный разговор с Аркадием Сергеевичем. —Доктор приложил левую руку к сердцу, а указательный палец правой кгубам. — И я сказал ему, что юридическая сторона дела меня совершенно некасается. Врач, как адвокат, обязан хранить тайны своих пациентов. Так что нивам, ни вашему клиенту не нужно опасаться моей… нескромности. Меня сейчасбеспокоит только одно — кардиограмма.

— Но я тоже не хочу участвовать впротивозаконных… — начал объяснять Фандорин, однако Морозов не дал емудоговорить.

— О чем вы шепчетесь? — нервно спросил он. —Вы подозреваете, что я мог забрать рукопись Федора Михайловича себе? И потом,что это за «перстень Порфирия Петровича», о котором вы упомянули? Неужели тот,который Федору Михайловичу собирались преподнести правоведы? Он что, нашелся?Уверяю вас, я перстня в глаза не видывал! Честное слово!

— Папа, папа, не волнуйся! Никто тебя не… —кинулась к нему Саша.

— Нет, Сашенька, постой! Про «перстень ПорфирияПетровича» я ничего сказать не могу. Не помню. Но касательно рукописи я… ядолжен признаться. У меня было секундное искушение… взять ее себе. Но я неподдался! Это же очень просто проверить! Рукопись лежит там, где я ее нашел!

— Да-да, — пробормотал Фандорин. — Выуспокойтесь…

— Нужно сообщить в редакцию «Литературных памятников»,это такая находка! — Больной снова вскинулся. — Знаешь, Сашенька,меня могут наградить медалью Филологического общества! Пригласят на разныемеждународные конференции! Это, между прочим, неплохие деньги — долларов попятьсот или даже по тысяче за поездку, представляешь? Вот Тонечка порадуется!Когда же она приедет? Позвони ей еще раз!

Саша беспомощно оглянулась на Николаса.

— Подвиньтесь, пожалуйста, — озабоченно сказалМарк Донатович. — Сделаю еще укольчик. Волноваться ему совсем нельзя. Аобъяснить все-таки придется, — шепотом добавил он. — А то так и будетжену звать…

Филипп Борисович виновато сказал:

— Я знаю, Тонечка на меня сердится, поэтому и не хочетприехать. Я представляю, сколько стоит эта роскошная палата. Мы не можем себепозволить таких расходов. Доктор, нельзя ли меня перевести куда-нибудь попроще?