Читать книгу "Мертвые из Верхнего Лога - Марьяна Романова"

Даша помотала головой. Женщина ласково потрепала ее по щеке. Она была такой доброжелательной, улыбчивой и спокойной — но почему-то от нее хотелось отстраниться, отодвинуться подальше. А ее взгляд показался Даше слишком внимательным и каким-то холодным. Да, да, полярный холод струился из серых глаз женщины, как будто тело ее было не из костей и мышц, а сплошной ледяной глыбой.

Даша спустила ноги с кровати и осторожно встала. В голове немного прояснилось. Она обнаружила, что одета в свое ночное платье, с вышитыми на груди полевыми цветами. Вышивку когда-то сделала мама.

— И как бежала по лесу, тоже не помнишь? — ласково спросила женщина.

Девочка нахмурилась и закусила губу.

— Но ты хотя бы знаешь, от кого ты бежала? — Незнакомка придвинулась ближе, от нее пахнуло молоком и почему-то ладаном, что одновременно пугало и завораживало.

— Я помню… их. — Даша почувствовала, как нервный холодок танцует на спине, и скрестила на груди руки. — Они были такие страшные… И они были в моей комнате. Я пробовала не смотреть, пробовала представить, что их не существует… Но чувствовала, что они приближаются… Ко мне, к моей кровати. Кажется, я выпрыгнула в окно…

Короткой фотовспышкой пришло воспоминание — она бежит к лесу, по мокрой холодной траве, бежит, не разбирая дороги, не оборачиваясь. Ветки больно царапают ноги, дыхание сбилось, но остановиться и передохнуть нельзя — за спиной слышны чужие шаги.

Их шаги.

— Они были мертвые? — понимающе улыбнулась странная женщина.

Даша отшатнулась — от страшных слов, от спокойной улыбки и будничного тона. В ее, Дашином, мире взрослые жили на другом полюсе, где царствовали рассудительность и материализм, где считалось, что у таких ранимых и впечатлительных детей, как она, чересчур богатое воображение и слишком яркие сны. В том мире мертвые спокойно спали в своих гробах, и холодный свет луны не мог выманить их наружу. И вот теперь тот мир рухнул.

— Вы… вы тоже в них верите?

— В наших краях они встречаются, — ухмыльнулась женщина. — И убегать от них в лес было очень глупо.

— П-почему? — прошептала Даша.

И получила невозмутимое объяснение:

— В лесу их еще больше. Кишмя кишат, особенно в полнолуние. Тебе просто повезло, что ты добралась сюда невредимой. В деревню они приходят редко, а вот лес — их территория.

— Но… как же так?.. Это ведь… невозможно?

— Ты сама их видела, — пожала плечами женщина.

— Но почему тогда никто о них не знает?

— Потому что очень мало кому удается уйти от них живым. — Страшный смысл слов незнакомки усугубляла ее спокойная улыбка. — Ладно, Дашенька, тебе надо успокоиться. Все же обошлось, ты спаслась. Сейчас я найду тебе какую-нибудь одежду. Можешь выпить чаю, у меня есть теплые ватрушки.

— Я не могу. Меня мама ждет… Сколько сейчас времени?

— Часов у нас не имеется, но полудня еще нет.

— Мне надо идти, — решила Даша. — Вы покажете дорогу? Мне нужно в Верхний Лог.

— И ты даже не позавтракаешь?

— Не могу… А я босиком прибежала?

Женщина кивнула.

— Одежду я тебе дать могу, но обуви мы не носим.

— А вы — кто? — наконец полюбопытствовала Даша.

— Мы… — Женщина задумчиво нахмурилась, но потом вернула улыбку на лицо и беспечно махнула рукой. — Потом поймешь. Давай подберем тебе какое-нибудь платье.

Хозяйка подвела Дашу к огромному сундуку с тяжелым ржавым замком. С неприятным глухим скрипом откинула крышку — сундук был забит простыми домоткаными платьями, грубыми шерстяными носками и шалями, лоскутными покрывалами и неопрятными обрезками ткани. Порывшись, женщина извлекла серое платье с широкими карманами на подоле. Повертела его в руках.

— Будет немного велико, но сойдет. Сколько тебе лет, Даша?

— Двенадцать. С половиной.

— Вот, примерь.

— Я верну, — пообещала Даша, надевая платье.

В плечах платье было ей широко, подол почти доставал до пола, но все же так было лучше, чем ходить в ночной рубашке.

— Ни к чему, — вздохнула женщина. — Возвращать уже ни к чему… Ты уверена, что не хочешь ватрушку?

Немного поколебавшись — да, девочке были неприятны и странный дом, и странная женщина, но в желудке больно пульсировал сосущий голод, а доносившийся из-за двери запах теплого теста сводил с ума, — Даша все-таки отказалась. Мать и так устроит ей выволочку.

— Ну и ладно, потом поешь, — улыбнулась хозяйка. — Пойдем, я провожу тебя до ворот.

Уже потом, недели спустя, Даша много раз возвращалась памятью к этому разговору. Тогда она не придала значения спокойной снисходительности женщины и ее навязчивому гостеприимству, но позже поняла: та и не собиралась ее отпускать. Была уверена, что Даша не вернется домой. Играла с ней, как кошка с мышонком. Пыталась создать иллюзию добровольности.

Они вышли на крыльцо. День выдался солнечным, Даша сощурилась и несколько раз чихнула. Женщина рассмеялась и погладила ее по голове. Девочке отчего-то были неприятны ее прикосновения, и она инстинктивно отстранилась, чем вызвала новую порцию хрустального беспечного смеха.

К небольшой деревеньке — не наберется и десятка домов — со всех сторон подступал еловый лес. Странное поселение — избы расположены не вдоль главной улицы, как обычно бывает в деревнях, а по кругу, вокруг поляны с вытоптанной травой. Все дома одинаковые, бревенчатые, с некрашеными резными наличники, и они обнесены новеньким забором, достаточно высоким, чтобы снаружи были видны только покрытые рубероидом крыши.

Даша поджала босые пальцы ног. Изнеженная московская девочка, дочь художницы, чувствовала себя неуютно босой. А сопровождающая тоже не носила обуви — ее широкие ступни с мясистыми грубыми пальцами и твердыми тусклыми ногтями давно загрубели, были покрыты наростами желтоватых мозолей, многолетняя грязь, казалось, впиталась в каждую трещинку и пору. Даша брезгливо отвернулась. Ее мать всегда ухаживала за ногами, раз в две недели к ним приходила неулыбчивая педикюрша — мамины пятки обрабатывались опасной бритвой, а ногти красились в глянцевый алый или розовый цвет. Мама любила открытые босоножки и подобно жительницам Европы носила их до первого снега. Даже зимой иногда могла позволить себе отправиться в гости в шубе и босоножках — такое сочетание отчего-то казалось художнице высшим шиком. Вспомнив о маме, Даша улыбнулась. Ну и пусть, что ее будут ругать, главное — поскорее убраться из странной неуютной деревни.

— Лада, кто это с тобой?

К крыльцу подошла пожилая женщина с глубоко прорезавшими кожу лучиками морщин и с зелеными смеющимися глазами. На ней было почти такое же платье, как на Даше, — серое, грубое, с большим карманом. И она, как спутница девочки, тоже давно не пользовалась обувью, что было понятно по состоянию ее ступней. А волосы были прихвачены платком, точно так же, как и волосы Лады. На плечах прохожей лежало деревянное коромысло, на обоих концах которого висели пустые ведра.