Читать книгу "В лучах мерцающей луны - Эдит Уортон"

Лэнсинг знал: множество симпатизирующих ему людей готовы были рассказать, что произошло в промежутке между этими двумя датами, но он поостерегся спрашивать. Он даже настолько убедительно притворился осведомленным обо всем, что друзья, которые горели желанием просветить его на этот счет, были обескуражены, решив, что ему известно больше, нежели им; и постепенно он поверил им и сам стал считать, что действительно так оно и есть.

Теперь он ощутил, что вообще ничего не знает и что «Привет, старик», которым она встретила Джиллоу, могло быть или обыкновенным групповым приветствием — поскольку на их приватном жаргоне все они были «старики» и «старухи» и все имели прозвища, — или приветствием, скрывавшим загадочные глубинные отношения.

Сюзи явно была рада видеть Джиллоу; но в то время она всему радовалась и бывала так рада показать свою радость! Обстоятельство, обезоруживавшее ее мужа и заставлявшее его стыдиться своей обеспокоенности. «Надо или немедленно все это заново обдумать, или не думать об этом вообще» — такой здравый, но бесплодный совет дал он себе на другой день после прибытия Джиллоу и тут же погрузился в раздумья.

Фред Джиллоу, судя по всему, и не догадывался, что смутил чей-либо душевный покой. День за днем он часами полеживал на пляжах Лидо, подложив руки под голову, слушал вздор Стреффи и наблюдал сквозь полуопущенные ресницы; но не проявлял желания встретиться или заговорить с ней наедине. Он более, чем когда-либо, довольствовался ролью благодарного зрителя богатого показа, устроенного для его личного развлечения. Так продолжалось до тех пор, пока однажды утром он не услышал ее мимолетную жалобу на усиливающуюся жару и угрозу москитов, и тогда сказал, словно они когда-то давно уже обсуждали этот вопрос и обо всем договорились: «Дом на болоте будет готов принять вас в любое время после первого августа».

Нику вообразилось, что Сюзи слегка покраснела и демонстративней, чем обычно, распрямилась и пустила гладкий камешек по мелким волнам, замирающим у их ног.

— В Шотландии вы оба будете выглядеть куда свежее, — сделав над собой усилие, добавил Фред с несвойственной ему откровенностью.

— О, неужели? — весело ответила она и, повернувшись на высоких каблуках, сказала с таинственным и важным видом: — Нику нужно работать. Возможно, мы задержимся здесь до конца лета.

— Работать! Вздор! Вы задохнетесь в этих миазмах. — Джиллоу растерянно посмотрел на небо из-под надвинутой на лоб шляпы, затем проговорил, будто бы с глубокой обидой: — Я думал, все решено.

— Почему, — спросил вечером Ник жену, когда они вернулись в прохладную гостиную Элли после позднего ужина на Лидо, — почему Джиллоу думает, что решено: мы едем на его болото в августе? — Он почувствовал, что странно называть их друга по фамилии, и покраснел до ушей.

Сюзи сбросила на пол кружевную накидку и стояла перед ним в слабоосвещенной комнате, тоненькая и мерцающе-белая в прозрачном сумраке.

Она беспечно подняла брови:

— Я тебе давным-давно говорила, что он приглашал нас туда на август.

— Ты не предупредила, что приняла приглашение.

Она улыбнулась, словно он сказал такую же наивную глупость, как Фред:

— Я принимала все — ото всех!

Что он мог ответить? Это был основной принцип, на котором базировался их сговор. И если он скажет: «Но это другое, потому что я ревную к Джиллоу», как он будет выглядеть? Время для ревности — если столь устарелая позиция могла быть оправдана на каком-либо основании — осталось в прошлом, до того, как они поженились, и до того, как приняли подарки, которые помогли им это осуществить. Теперь он несколько удивлялся, что в то время такие мелочи его не беспокоили. Собственная непоследовательность раздражала его и усиливала раздражение, которое вызывал в нем Джиллоу. «Небось считает нас своей собственностью!» — проворчал он про себя.

Он рухнул в кресло, и Сюзи опустилась у его ног на сияющий узорный мрамор пола, прижалась стройным телом и прошептала, приблизив к нему лицо и губы:

— Совсем не обязательно ехать куда-то, куда ты не хочешь.

В этот раз ее покорность была прелестна, и, сжав ее в объятиях и целуя, он так же шепотом сказал:

— Тогда не поедем туда.

В ее ответном объятии он почувствовал молчаливое согласие всего ее счастливого существа с тем, что бы он ни решил в будущем, если только оно предоставит достаточно моментов, подобных этому; и когда безмолвно они сжимали друг друга в объятиях, все его сомнения и недоверие начали казаться глупыми и несправедливыми.

— Давай останемся здесь на столько, сколько Элли позволит, — сказал он, как если бы погруженные в тень стены и поблескивавшие полы были колдовской границей его счастья.

Она тихо пробормотала, что согласна, и встала, сонно потягиваясь:

— Ужасно поздно… Расстегнешь платье?.. О, телеграмма!

Она взяла со стола телеграмму и, вскрыв, на секунду углубилась в нее.

— Это от Элли. Завтра приезжает.

Она повернулась к окну и рассеянно вышла на балкон. Ник последовал за ней, продолжая обнимать ее. Канал тонул в темноте, только несколько поздних огоньков дрожали в черной воде. Волна душного воздуха донесла издалека последние отзвуки музыки с гондолы.

— Старушка Элли! Все равно… хотелось бы мне, чтобы это все принадлежало нам с тобой, — сказала Сюзи и вздохнула.

VIII

Не вина миссис Вандерлин, если с ее возвращением дворец моментально перестал казаться принадлежащим Лэнсингам.

Она прибыла в таком великодушном настроении, что Сюзи было невозможно, когда они наконец остались наедине, заставить себя отнестись невеликодушно даже к ее недавнему поведению.

— Я знала: ты будешь истинным ангелом, дорогая, потому что поймешь меня — особенно сейчас, — заявила Элли, протянув Сюзи тонкие ладони и глядя на нее огромными (как у Клариссы) глазами, что горели пережитыми наслаждениями и будущими планами.

Сюзи Лэнсинг было неожиданно неприятно это выражение доверительности, она никогда еще не выслушивала столь горячие признания с подобным равнодушием. Ей всегда казалось, что когда сам счастлив, то — как миссис Вандерлин, похоже, считала — более терпимо относишься к счастью других, какие бы тут ни возникали сомнения; и ей стало почти стыдно за то, как апатично она отнеслась к излияниям подруги. Но у самой Сюзи не было желания рассказывать Элли о своем блаженстве; и почему бы той было не проявить равную сдержанность?

— Все было настолько совершенно — я, дорогая, имею в виду счастье, — продолжала эта леди, словно столь необыкновенное событие награждало ее особыми привилегиями.

Сюзи довольно резко ответила, что, мол, всегда предполагала: подобное происходит со всеми.

— О нет, дорогая: гувернанткам, свекровям, компаньонкам и подобного рода людям это недоступно. Они этого не понимают, даже если пытаются. Но ты и я, дорогая…